Школьный приговор и уравнение первой любви. Американские приключения русской учительницы. Татьяна Мануковская
машину, и каждый раз чуть-чуть умирала от страха и напряжения.
Да и « культурный шок» был всегда со мной. А, может, это я была с ним. Но мы жили и работали вместе.
Занятая этими размышлениями, я и не заметила, как подъехала к школьной ограде и стала вспоминать свою встречу с директрисой Вией.
Я вошла в её кабинет, набросив на рот дежурную улыбку и размягчив все вредные и непокорные мысли, которые обычно набрасываются на меня перед встречей с начальством. Иначе говоря, я вошла этакой счастливой овечкой, отключив механизм критического мышления. То, что его надо выключать перед всеми «рабочими интервью», я поняла далеко не сразу. И первые двенадцать из них я с треском провалила.
Но стоило мне начать работу и в начале каждого семестра подписывать инструкцию, где языком для «простейших» перечислялось, что мне надо делать, что можно и что нельзя, – как я поняла все свои ошибки на собеседованиях. Потому что каждая инструкция заканчивалась фразой: «Развитие критического мышления у школьников запрещается».
– Господи, да как же легко, оказывается, сделать всех граждан счастливыми, – в великом озарении подумала я. И с тех пор тренировалась ежедневно: включаю критический взгляд, выключаю. Включаю, выключаю.
Естественно, перед тем, как предстать перед боссами, я моё «тоталитарно критическое (как у большинства русских) мышление» «вырубала» как свет за неуплату. Сумерки разума делали меня гораздо сговорчивей.
Каково же было моё потрясение, когда директриса Вия встретила меня словами:
– Надеюсь, миссис Ти, Вы не разучились развивать критическое мышление у своих учащихся? И питаю надежду, что Вы не растеряли способности вовлекать студентов в групповые дискуссии и поиски альтернативных ответов.
Высокая белокурая дама сказала всё это на ломанном русско-латышском языке. Сказала уверенно и твёрдо. Но, взглянув ей прямо в глаза, я замерла от неловкости.
Большие голубые глаза не могли спрятать глубокую печаль ни за напускной холодностью, ни, за напускным же, безразличием.
Миссис Вия, между тем, продолжила, но очень кратко.
– Вы будете вести Историю в одиннадцатом классе. Новейший, послевоенный период.
Мы верим в ваше образование, доверяем методике и надеемся на взаимно – обогащающее сотрудничество.
Это говорилось уже на английском с приятным латышским акцентом.
В тот раз я отказалась от предложенной должности. По ряду причин: школа была очень далеко от меня, я готовилась начать работу в колледже и только что записалась на курс Мировой Истории профессора Вебстера, который прибыл к нам всего на полгода из Шотландии. Мне показалось, что я сказала «Спасибо, нет» очень твёрдо и однозначно. Но, как оказалось, моё «Нет» означало «Нет» только для меня. Пришлось смириться.
Встряхнув все эти мысли в нужном отделе головы, я их отключила, включила «Позитивный настрой» и «Я сделаю