Ветер забытых дорог. Наталья Михайлова
растерянно спросила:
– Неужели Дасава сам не подумал об этом?
Дайк признался:
– В моих снах – нет. Он смотрел на все не так, как ты и я. Он привык смотреть на людей, как небожитель. Само собой, Дасава ожидал, что Белгест будет оплакивать род Оленя. Но для Дасавы все равно главное было – «хочу я сам его гибели или хочу подарить ему жизнь?»
Дайк рассказывал дальше.
Замысел Дасавы не удался, но не потому, что Белгеста приволокли к нему на цепи. Дасава просчитался еще раньше. Жрец, узнавший о его приказе пощадить какого-то особенного человека, был возмущен.
«Мы противостоим скверне через подчинение своей жизни очищению, тирес, – строго напомнил он. – Гордость и своеволие лежат в корне всякого противления и бунта, и мы видим их последствия с самого начала, когда наш предок Ависма ослушался Вседержителя. Оставайся смиренным, тирес Дасава, или тебя смирят. Твое желание выходит за пределы дозволенного и подает дурной пример остальным».
В наказание за заботу о судьбе человека и чтобы оградить войско от дурного влияния военачальника, священнослужитель приказал Дасаве сложить свои обязанности и возвращаться в Бисмасатру.
На низком столике с изогнутыми ножками лежало несколько тяжелых старинных книг. Гвендис день за днем все усерднее изучала случаи забвения больными своего прошлого.
– Ученые-целители сделали много описаний того, как люди неожиданно теряли память, – рассказывала она.
Тяжелые ладони Дайка лежали на темного дерева ручках кресла, он ловил каждое слово девушки-лекаря.
– Я слышала, некоторые звери, если попадутся лапой в капкан, отгрызают сами себе эту лапу, чтобы остаться в живых. То же иногда делается с человеческой памятью. Бывали случаи, у человека выпадали из памяти какие-то невыносимые страдания – именно те дни, месяцы, даже годы, когда он их перенес. Другие забывали все. Третьи начинали вспоминать что-то такое, чего с ними никогда не было… Некоторые ученые-лекари объясняют это только тем, что мы, сами не подозревая об этом, запоминаем много случайных слухов, свои выдумки и мечты. Некоторые предлагают другие объяснения.
Я думаю, Дайк, с тобой случилось что-то страшное, и твой разум сам запретил себе любые воспоминания, – продолжала Гвендис. – Разбудить их могло бы что-нибудь такое же страшное, большое напряжение всех сил. Как тогда, когда вы со сьером Денелом устроили бой, и ты вспомнил, что сам умел драться. Или, наоборот, что-то очень-очень радостное. Может быть, когда ты вернешься в Даргород и увидишь свою семью, это вдруг пробудит у тебя какие-нибудь воспоминания. Но это счастливая случайность. Так бывает, когда забудешь какое-то место в книге и открываешь наугад: помнишь только, что это написано справа вверху или слева внизу страницы… Ты должен быть готов, что тебе придется снова мысленно вернуться в прошлое и пережить дни, когда тебя носило по морю, в ледяной воде, – и, может быть, не менее страшные дни перед этим. Лучше, если это произойдет не внезапно, когда ты сам меньше всего