Флэшмен. Джордж Макдоналд Фрейзер
нашего знакомства, даже во время переклички на Кадык-Койских высотах, когда гробовое молчание в ответ на названные имена засвидетельствовало потерю более чем пятисот из его подчиненных[14]. «Тут нет моей вины», – заявил Кардиган тогда, и он не просто верил, что это так, а твердо знал.
Не успел закончиться день, как мне пришлось увидеть его в ином расположении духа, но, по счастью, не я стал объектом его гнева, даже скорее наоборот.
Дежурный офицер, молоденький капитан по имени Рейнольдс, с дочерна загорелым из-за службы в Индии лицом, провел меня по лагерю[15]. С профессиональной точки зрения он был хорошим солдатом, только слишком флегматичным. Я держался с ним бесцеремонно, даже дерзко, но он никак на это не отреагировал, ограничившись рассказом о том, что есть что, и подыскал мне денщика. Закончился обход в конюшне, где разместили мою кобылу, ее я, кстати, окрестил Джуди, и моего стрового жеребца.
Грумы постарались на славу, наводя лоск на Джуди. В Лондоне нельзя было найти лучшей верховой лошади. Рейнольдс не преминул восхититься ею. И надо было случиться так, что тут появляется наш милорд, да еще злой, как черт. Натянув поводья прямо перед нами, он трясущейся от злости рукой указал на приближающееся ко двору конюшни подразделение во главе с сержантом.
– Капитан Рейновьдс! – рявкнул полковник, с алым от ярости лицом. – Это ваше подразделение?
Рейнольдс сказал, что да.
– И вы видите их чепраки? – ревел Кардиган. – Вы видите их, сэр? Какого они цвета, хотев бы я знать? Вы не скажете мне, сэр?
– Белые, милорд.
– Бевые? Да неужто? Вы что, идиот, сэр? Или вы давьтоник? Они не бевые, они жёвтые – от неряшвивости, неопрятности и небрежности. Они грязные, скажу я вам!
Рейнольдс молчал, и Кардиган просто взбесился от ярости.
– Без сомнения, это отвично сошло бы двя Индии, где вам, скорее всего, пришвось изучать свои обязанности. Но при мне это не пройдет, вы поняви, сэр?
Взгляд полковника пробежался по конюшне и остановился на Джуди.
– Чья эта вошадь?
Я ответил, и он с торжеством посмотрел на Рейнольдса.
– Видите, сэр! Офицер товько что прибыв в повк, а уже может показать вам и вашим хвавёным парням из Индии, как надо исповнять свой довг. Чепрак у мистера Фвэшмена бевый, сэр, такой, какой ваш довжен быть – мог быть, если бы имеви хотя бы понятие о дисципвине и порядке. Но он у вас не такой, скажу я вам, сэр!
– Чепрак мистера Флэшмена новый, сэр, – заметил Рейнольдс, что было совершенно справедливо. – Наши выцвели от времени.
– Конечно, теперь вы будете искать оправдания! – отрезал Кардиган. – Скажу вам, сэр: есви бы вы знави свое дево, они быви бы вычищены, а если это не помогает – заменены. Но вы, ясное дево, не имеете об этом ни мавейшего понятия. Ну-ну. Двя Индии ваша неряшвивость, как я повагаю, быва терпима. Но здесь это не пройдет, имейте в виду! Завтра чепраки довжны быть чистыми, вы свышави, сэр? Чистыми, иви вы за это ответите, капитан Рейновьдс!
С
Речь идет об атаке Легкой бригады Кардигана в битве при Балаклаве.
Капитан Джон Рейнольдс, излюбленная мишень для нападок Кардигана, оказался в центре облетевшего все газеты «Дела черной бутылки» (май 1840 г.). Кардиган арестовал Рейнольдса и требовал подать рапорт об отставке из-за подозрения, что во время приема гостей в офицерской столовой именно Рейнольдс заказал мозельское вино в темной бутылке, похожей на пивную, хотя пиво в офицерской столовой запрещено, а вино, согласно этикету, должно было подаваться в графине.