Рославлев, или Русские в 1812 году. Михаил Загоскин
сестра! – сказал он. – Здорово, Рославлев! Bonjour, messieurs![37]
– Здравствуйте, князь! – проговорила тихим голосом и по-русски хозяйка дома. – Я сегодня очень нездорова, ужасно болит голова; и если вы, по вашему обыкновению, станете кричать…
– Не беспокойся! – перервал князь Радугин, садясь на диван. – Я заехал к тебе на минуту, рассказать одну презабавную историю и очень рад, что застал у тебя этих господ. Так и быть!.. Дурно ли, хорошо ли, а расскажу этот анекдот по-французски: пускай и они посмеются вместе со мною… Ecoutez, messieurs![38] – примолвил Радугин по-французски. – Хотите ли, я вам расскажу презабавную новость?
– Мы вас слушаем, князь! – отвечал с вежливой улыбкою дипломат.
Вояжер перестал также раздувать огонь в камине и придвинулся к дивану.
– Вот, господа! С час тому назад, – продолжал князь Радугин, – в Большой Морской повстречались две кареты, в одной из них сидел ваш посланник, а в другой какой-то гвардейской прапорщик, разумеется малой молодой. По неосторожности кучеров колесо одной кареты зацепилось за колесо другой, к счастию, оба кучера успели остановить лошадей. Вот его превосходительство обиделся, зашумел, закричал, офицер стал извиняться, но посланник не хотел слышать никаких извинений и поднял такой шум, как будто б дело шло о чести всей Франции. Между тем кругом карет столпились сотни две зевак. Лакеи суетились вокруг экипажей; но, несмотря на помощь проходящих, не могли никак их расцепить. Офицер высунулся в окно и, продолжая извиняться, сказал его превосходительству, что должно непременно подвинуть назад его карету. «Французы никогда не двигаются назад!» – отвечал гордо посланник. «И русские также! – возразил офицер. – Пошел!» Кучер ударил по лошадям, они рванулись… крак! – у посланника одного колеса как не бывало. Офицерская карета помчалась вдоль улицы, и весь народ закричал: «Славно! Ай да молодец!»
– Quelle horreur![39] – вскричала Радугина.
– Quelle audace![40] – воскликнул дипломат.
– Ça n’a pas de nom![41] – прибавил путешественник.
Глаза Рославлева заблистали удовольствием, а бедной поэт испугался, побледнел и, казалось, готов был закричать: «Ей-богу! Я незнаком с этим офицером!»
– А что всего любопытнее, – продолжал Радугин, – так это то, что, по рассказам, громче всех кричали: «Ай да молодец! Спасибо ему!» – как вы думаете, кто? Мужики? Нет, сударь! Порядочные и очень порядочные люди!
– Быть не может! – сказал дипломат. – Такая дерзость!..
– Дерзость или нет, этого мы не знаем; дело только в том, что карета, я думаю, лежит и теперь еще на боку!
– Но не ушибся ли господин посланник? – спросил торопливо путешественник.
– Нет, граф! Говорят, что он поизмял только свою прическу à la Titus[42] и разбил себе нос.
– Поедемте скорей узнать, справедливо ли это? – сказал путешественнику испуганный дипломат. – О, если
Здравствуйте, господа!
Послушайте, господа!
Какой ужас!
Какая дерзость!
Этому нет названия!
Прическа римского императора Тита Флавия Веспасиана (39–81 гг.): завитые и зачесанные на лоб волосы. В стиле Титуса