Рославлев, или Русские в 1812 году. Михаил Загоскин
и только тогда, когда я могу мечтать, что мы одни в целом мире, тогда только я чувствую вполне все мое счастие!
– Так вы очень меня любите? – спросила Полина, чертя задумчиво по песку своим зонтиком. – Очень?..
– Более всего на свете!
– И стали б любить даже и тогда, если б я была несправедлива, если б заплатила за любовь вашу одной неблагодарностию?
– Да, Полина, и тогда! Не в моей власти не любить вас. Это чувство слилось с моей жизнию. Дышать и любить Полину – для меня одно и то же!
– А если бы, для счастия моего, было необходимо, чтоб вы навсегда от меня отказались?..
– Навсегда?..
– Да; если б я потребовала от вас этой жертвы?
– Какая ужасная шутка!
– Но что бы вы сделали, если б я говорила не шутя? Если б в самом деле от этого зависело все счастие моей жизни?
– Все ваше счастие?.. И вы можете меня спрашивать!
– Вы отказались бы добровольно от руки моей?
– Я сделал бы более, Полина! Чтоб совесть ваша была спокойна, я постарался бы пережить эту потерю.
– Добрый Волдемар! – сказала Полина, взглянув с нежностью на Рославлева. – Ах! Какую тягость вы сняли с моего сердца! Итак, вы, верно, согласитесь…
– На что? – вскричал Рославлев, побледнев, как приговоренный к смерти.
– Отсрочить еще на два месяца нашу свадьбу.
– На два месяца!!
– Друг мой! – сказала Полина, прижав к своему сердцу руку Рославлева. – Не откажи мне в этом! Я не сомневаюсь, не могу сомневаться, что буду счастлива, но дай мне увериться, что и я могу составить твое счастие; дай мне время привязаться к тебе всей моей душою, привыкнуть мыслить об одном тебе, жить для одного тебя, и если можно, – прибавила она так тихо, что Рославлев не мог расслышать слов ее, – если можно забыть все, все прошедшее!
– Но два месяца, Полина!..
– Ах, мой друг, почему знать, может быть, ты спешишь сократить лучшее время в твоей жизни! Не правда ли? Ты согласен отсрочить нашу свадьбу?
– Я не стану обманывать тебя, Полина! – сказал Рославлев после короткого молчания. – Одна мысль, что я не прежде двух месяцев назову тебя моею, приводит меня в ужас. Чего не может случиться в два месяца?.. Но если ты желаешь этого, могу ли я не согласиться!
– Благодарю тебя, мой друг! О, будь уверен, любовь моя вознаградит тебя за эту жертву. Мы будем счастливы… да, мой друг! – повторила она сквозь слезы. – Совершенно счастливы!
Вдруг позади их загремел громкой, отвратительной хохот. Полина вскрикнула; Рославлев также невольно вздрогнул и поглядел с беспокойством вокруг себя. Ему показалось, что в близком расстоянии продираются сквозь чащу деревьев; через несколько минут шорох стал отдаляться, раздался снова безумный хохот, и кто-то диким голосом запел: со святыми упокой.
– Это сумасшедшая Федора, – сказала Полина. – Как чудно, – прибавила она, покачав печально головою, – что в ту самую минуту, как я говорила о будущем нашем счастии.
– Зачем