Рославлев, или Русские в 1812 году. Михаил Загоскин
но это в несколько дней совсем пройдет.
– Точно ли вы уверены в этом? – спросила недоверчиво Лидина.
– Да, сударыня, и так уверен, что прошу вас приказать убрать все эти лекарства: теперь Ольге Николаевне нужны только покой и умеренность в пище.
– Умеренность в пище!.. Да она ничего не ест, сударь!
– Не беспокойтесь! Будет кушать. А вам, сударыня! – продолжал лекарь, относясь к Полине. – Я советовал бы отдохнуть и подышать чистым воздухом. Вот уж месяц, как вы не выходите из комнаты вашей сестрицы. Вы ужасно похудели; посмотрите: вы бледнее нашей больной.
– Это правда, – перервала Лидина, – она так измучилась, chere enfant![53] Представьте себе, бедняжка почти все ночи не спала!.. Да, да mon ange![54] Ты никогда не бережешь себя. Помнишь ли, когда мы были в Париже, и я занемогла? Хотя опасности никакой не было… Да, братец! Там не так, как у вас в России: там нет болезни, которой бы не вылечили…
– Видно, оттого-то в Париже так много и жителей, – сказал шутя Федор Андреевич Сурской.
– И полно, сестра! – подхватил Ижорской. – Да разве в Париже никто не умирает?
– Конечно, умирают; но только тогда, когда уже нет никаких средств вылечить больного.
– Извините! – сказал лекарь. – Мне надобно ехать в город; я ворочусь сегодня же домой.
Когда он вышел из комнаты, Лидина спросила Оленьку: точно ли она чувствует себя лучше?
– Да, маменька! – отвечала тихим голосом больная. – Я чувствую только какую-то усталость.
– Вы еще слабы, – сказал Сурской, – и это очень натурально, после такого сильного потрясения…
– Да, любезный! – перервал Ижорской. – Нас всех перетряхнуло порядком; и меня со страстей в лихорадку бросило. Боже мой! Вспомнить не могу!.. Дурак Сенька прибежал ко мне как шальной и сказал, что Оленька упала с моста, что ты, Сурской, вытаскивая ее из воды, пошел ко дну и что Рославлев, стараясь вас спасти обоих, утонул с вами вместе. Не знаю, как я усидел на лошади!.. Ну вот, прошу загадывать вперед! Охота, обед, музыка, все мои затеи пошли к черту. А я так радовался, что задам вам сюрприз: вы лишь только бы в палатку, а жених и тут!.. Роговая музыка грянула бы: «желанья наши совершились»; а там новую увертюру из «Дианина древа»![55] И что ж? Вместо этого всего русак ушел, Шурлов вывихнул ногу, и Оленька чуть-чуть не утонула… Экой выдался денек!
– Я вам докладывал, Николай Степанович! – сказал Ильменев. – Что поле будет незадачное. Извольте-ка припомнить: лишь только мы выехали из околицы, так нам и пыль в глаза батька Василий; а ведь, известное дело, как с попом повстречаешься, так не жди ни в чем удачи.
– Полно врать, братец! Все это глупые приметы. Ну что имеет общего поп с охотою? Конечно, и я не люблю, когда тринадцать сидят за столом, да это другое дело. Три раза в моей жизни случалось, что из этих тринадцати человек кто через год, кто через два, кто через три, а непременно умрет; так тут поневоле станешь верить.
– В
Дорогое дитя! (
Мой ангел!
Речь идет о комической опере «Дианино древо, или Торжествующая любовь» (текст Л. Да Понте; переделка с итальянского И. А. Дмитревского; музыка В. Мартина-и-Солера).