Император. Георг Эберс
мне спасибо, принялась уплетать его, а мне оставила только крохотный кусочек. Сделалась ли Арсиноя такой красавицей, какой обещала стать? Два года тому назад я видел ее в последний раз. Восемь месяцев я проработал не отрываясь для своего учителя в Птолемаиде и даже со своими стариками виделся лишь по разу в месяц.
– Мы тоже редко выходили из дому, а заходить к вам нам запрещено. Моя сестра…
– А очень она красива?
– Кажется, очень. Чуть раздобудет где-нибудь ленту, сейчас же вплетет ее в волосы, и мужчины на улице смотрят ей вслед. Ей уже шестнадцать лет.
– Шестнадцать лет маленькой Арсиное! Сколько же времени прошло со дня смерти твоей матери?
– Четыре года и восемь месяцев.
– Ты хорошо помнишь время ее кончины… Да и трудно забыть такую мать! Она была добрая женщина. Приветливей ее я никого не встречал, и мне известно, что она пыталась смягчить твоего отца! Но это ей не удалось, а потом ее настигла смерть.
– Да, – глухим голосом сказала Селена. – Как только боги могли это допустить! Они часто злее самых жестоких людей.
– Бедные твои сестрички и братец!
Девушка грустно кивнула головой, и Поллукс тоже некоторое время стоял молча и потупившись. Но затем он поднял голову и воскликнул:
– У меня есть для тебя нечто, что тебя должно порадовать!
– Меня уже ничто не радует с тех пор, как она умерла.
– Полно, полно, – с живостью возразил скульптор. – Я не мог забыть эту добрую женщину и раз в часы досуга слепил ее бюст по памяти. Завтра я принесу его тебе.
– О! – вскричала Селена, и ее большие глаза сверкнули солнечным блеском.
– Не правда ли, это радует тебя?
– Конечно, очень радует. Но если мой отец узнает, что ты подарил мне изображение…
– Так он в состоянии уничтожить его?
– Если даже и не уничтожит, то, во всяком случае, не потерпит его в своем доме, как только узнает, что это твоя работа.
Поллукс снял компресс с головы смотрителя, помочил его снова и, положив опять на лоб спящего, вскричал:
– Мне пришла в голову мысль! Ведь дело идет здесь только о том, чтобы этот бюст напоминал тебе по временам черты твоей матери. Нет надобности, чтобы голова стояла в вашем жилище. На круглой площадке, которая видна с вашего балкона и мимо которой ты можешь проходить, когда захочешь, стоят бюсты женщин из дома Птолемеев. Некоторые из них сильно попорчены и требуют починки. Я возьмусь за восстановление Береники и приделаю ей голову твоей матери. Выйдя из дому, ты можешь смотреть на нее. Это разрешает вопрос, не правда ли?
– Да, ты все-таки хороший человек, Поллукс!
– Разве я не сказал тебе, что начинаю исправляться? Но время, время! Если я займусь еще Береникой, то мне придется скупиться даже на минуты.
– Так вернись к своей работе, а примочки я и сама отлично умею делать.
При этих словах Селена откинула назад материнскую накидку так, чтобы освободить руки, и, стройная, бледная, обрамленная красивыми складками этой изящной накидки, стояла перед художником подобно