Сказки старого Таганрога. Игорь Пащенко
все образуется, – Елена Дмитриевна накрыла ладонью руку мужа. —
Вспомни, как нас самих ругали в восьмидесятые? И нигилисты мы, и нет ничего святого для нас, Россию с нами хоронили. А теперь-то? Все нигилисты сплошь профессора да писатели. Так что и эти в люди выйдут, дай только срок.
В комнату вплыл тихо урчащий самовар. Его слегка помятые бока в пухлых руках кухарки описали дугу и, блеснув выдраенной медью, устроились на столе почти под самым абажуром.
– А вот и чай. Ты не забыл, кстати, что через неделю собрание чеховского кружка? Надо бы всех оповестить. Видела как-то Лонткевича. Он поддерживает твою идею о чеховском спектакле и сборнике. Да и Тараховский недавно в «Приазовской речи» о постановке Чехова писал в редакционной статье.
– Теперь бы денег насобирать на все это.
– А помнишь свою первую статью в «Дне» про Антона Павловича? За малым с ним тогда не разругались. Кто мог думать, что потом так обернётся.
– Ну, не все в его раннем творчестве было однозначно, – Гаршин конфузливо поморщился. – Да и я несколько погорячился…
Елена Дмитриевна примирительно улыбнулась и подвинула чашку под носик самовара… Резкий фейерверк звуков из кабинета словно подтолкнул ее руку, и фарфор пугливо звякнул о донышко самовара.
Гаршины разом вскочили.
– Оконное стекло?
– Ты тоже слышал?
Евгений Михайлович шагнул к двери в кабинет. Нащупав фаянсовый выключатель и дождавшись, когда, помигав, разгорится лампочка, он остановился в шаге от порога и обвел комнату взглядом. У кафельной печи валялась россыпь осколков. Евгений Михайлович, слегка нагнувшись, осторожно всмотрелся. Осторожно подобрал искорёженную пулю.
– Ах, вот оно что! – он с опаской подошёл к закрытому внутренним ставнем окну. В паре десятков дюймов вверх от подоконника зияла внушительная дыра. – И переплёты обеих деревянных рам пробила, надо же… Елена Дмитриевна, срочно телефонируйте в полицию! Это пуля! В нас стреляли!
Евгений Михайлович заглянул в дыру, зачем-то провел пальцем по торчащим по ее краям щепкам и, оглядываясь, покинул кабинет. В прихожей он наскоро накинул на плечи пальто и выбежал на крыльцо. Лёгкая позёмка хороводила по пустой Мало-Греческой. Лишь вдалеке, у дома Варваци, мелькнул одинокий силуэт.
– Любезный! – Евгений Михайлович торопливо сбежал по ступенькам. – Вы никого
здесь не видели? Да постойте же!
Силуэт на миг застыл. Гаршин был уже в шагах десяти от него, когда разглядел длинное женское пальто и меховой платок.
– Сударыня, прошу прощения, но только что стреляли и…
Из-под платка на него зыркнул знакомый взгляд серых глаз с дерзким вызовом. Ещё мгновение, и девушка, вскрикнув: «Пётр Степанович!», нырнула в переулок и вскочила в поджидавшую коляску. Евгений Михайлович, побежав следом, едва успел рассмотреть,