Ласко́во. Петр Смирнов

Ласко́во - Петр Смирнов


Скачать книгу
и галифе, девушки – гимнастёрки и юбки. У всех – хромовые сапоги и поясные ремни с портупеей через плечо. Очень красивая по тем временам форма!

      Всё в коммуне было общее. Работали по распорядку дня, по распорядку ходили в столовую завтракать, обедать и ужинать. Первое время (в 1930–1933 годах) коммунары ни в чём не знали нужды: в коммуны поступало всё от раскулачивания и изъятое за неуплату налогов по “твёрдому заданию”, а также за отказ вступать в колхозы. Плата за продукты и вещи для коммунаров была символической. Но так как у коммуны и на это денег не было, государство выделяло кредиты.

      Крестьянам же и после изъятия у них имущества было не освободиться от недоимок: имущество продавалось совсем дёшево, а если задолженность и погашалась, крестьяне вновь облагались налогами.

      Коммуна жила, но “пример” для крестьян был очень уж непривлекателен, и никто из них не хотел расставаться со своим хозяйством. Всяк рассуждал по-своему: середняк не хотел объединяться с бедняком, а бедняку нечего было объединять. Кулака – такого, чтобы раскулачить, уже не было. Надо было найти ему подобного.

      Опираясь на установку на уничтожение кулачества как класса, власти на местах направили теперь основной удар против крестьян мало-мальски зажиточных.

      У нас в Ласко́ве кулаков не было, но и в колхоз мои соседи вступать не хотели.

      Как-то раз прихожу из школы, а у нас в избе полно народу. Я уже знал, о чем сходка, о колхозах говорили везде, в том числе и в Шумаях, где была школа.

      За столом сидели “уполномоченные насчет колхоза”. Папаша неожиданно спросил у меня:

      – Петь, в колхоз надо писатца?

      – Ага, надо, – ответил я.

      Уполномоченный тут же меня похвалил:

      – Правильно, сынок!

      Папаша сказал уполномоченному:

      – В своей деревне я не против, если все вместе.

      Однако больше никто в колхоз “писатца” не хотел. Все отказывались наотрез. Груня, как всегда упираясь обеими руками в лавку, ёрзала по ней и твердила одно и то же:

      – Я одна никуды. Как мужики, так и я. Ага, ей-бо. Зато правда.

      Мало-помалу люди стали убывать в Ласко́ве, и зажиточных там и вовсе не стало. Сначала уехали Егор Бобкин с женой Машкой. Вскоре и сына Колю взяли к себе в Ленинград. Ваня Бобкин еще раньше “пристал в дом” в Махновке. Дружная семья Бобкиных уменьшилась на трёх трудоспособных. Уменьшилась семья и у Мишиных – Ваня с Ксенией уехали в Красное Село. Иван Макаров с Матрёной были уже старые, а Груня и многодетные Тимоха с Дуней и подавно бедняки. Один мой папаша тянулся изо всех сил: сдавал госпоставки, платил налоги.

      “Кулаков” нашли в соседних деревнях. В Тяглице раскулачили Гришу: у него и лошадей была пара, и коровы три, и вообще хозяйство крепкое. Семья была у Гриши большая, работящая, дружная – трое сыновей, две дочери и невестка. Но тяглицкие не испугались, после раскулачивания в колхоз так и не пошли, остались единоличниками.

      В Шумаях раскулачили Сергея. Создали там колхоз и назвали “Сигнал”. Создали колхоз и в соседней деревне


Скачать книгу