Ласко́во. Петр Смирнов
Его избенка, скорее похожая на плохонький хлевишко или даже на баню, стояла через дорогу от избы моей няньки Сашки. Чтобы попасть к Фокусам в избу, надо было пройти через пристройку. В пристройке стояла корова. Она не любила ребят, мы об этом знали, а всё равно ходили, потому что корова была привязана и только мотала головой и фыркала, но боднуть нас не могла.
Избенка топилась по-чёрному, и дым шёл в дверь. Стены и потолок блестели чёрной копотью.
Несмотря на нужду, Фокус никогда не унывал, был добродушен к людям. И люди к нему относились хорошо: мол, бедность – не порок. Фокус верил в лучшее будущее, часто приговаривал:
– Ничего, теперь скоро.
Что “скоро”, я не понимал. Однако из разговоров мужиков постепенно уразумел, что разговор шёл о советской власти. Она, дескать, виновата во всём.
Про Фокуса говорили, что он всё знает, потому что читает священное писание, в котором, пусть иносказательно, но всё предугадано наперёд. И всё сбывается. Значит, сбудется и это “скоро”.
– А как же, Миш, если, не дай бог, война, то ить страшная погибель всем нам? – спрашивал папаша, когда Фокус у нас в избе разъяснял священное писание.
В избе сидели мужики и бабы, внимательно слушали Фокуса. Папашин вопрос волновал всех, поэтому все ждали, что ответит Михаил.
– А, слышь, как шапкой накроют. Сразу со всех сторон, – сказал Фокус.
Кто-то из мужиков вздохнул:
– Итта подготовлено…
– А как же, – продолжал Фокус. – Тут, брат, такое дело: с анчихристом весь мир борется.
Посидел, подумал, потом опять перешёл к священному писанию:
– Ибо сказано в писании: и сойдет на землю анчихрист в образе человека и будет мутить народ.
– Вот и сошёл, и разве не му́тя? Мутя. О, господи, прости, – перекрестился Бобка.
– Мутя, – так, что дальше некуда. Бывало, заплатил раз в год налог да страховку и живи спокойно, нихто тебя не трогае. А тут, прости ты господи, только что шкуру не деруть, – разошлась Груня.
Груня, надо сказать, никогда ничего не платила и с неё даже и не требовали: всё равно взять нечего.
Фокус продолжал:
– Ещё сказано: паутиной опутают землю и всё перемешается. Людей сгонят, как скотину, в одно стадо, всё будет общее – жёны и дети, и спать будут под одним широким одеялом, а бога забудут, и матери станут прожирать детей своих.
Слушали Фокуса внимательно, боясь пропустить хоть слово, а ещё больше боясь наказаний господних, которые Фокус предрекал.
– Го-осподи боже милостивый, – крестились старухи, – за што такая кара…
Бобка считался самым набожным. Священник, когда приезжал в Ласко́во, останавливался у него. Вот и теперь Бобка поддакивал:
– Хм, за што кара… Известно, за што: бога забыли, вот за што. А господь ить так сказал: буду терпеть до конца, а потом буду мучить без конца. Молиться надо, в храм божий ходить.
Тятяша попытался возразить:
– Молиться и дома можно. Грешить не надо.
– Домашняя