Запах (сборник). Владислав Женевский
наверх, – сказал он тогда. Она подняла глаза – и увидела голубые просторы, по которым плыли сахарные облака, а в самом уголке – желтое солнце.
– Тебе нравится небо?
Девочка повертела так и сяк головой, распахнула глаза пошире, впуская в них беспредельную голубизну, и ответила:
– Да!
Папа улыбнулся. В тот день он много улыбался.
– Вот и правильно. На свете ничего красивей нет… – проговорил он как-то странно, будто знал что-то ужасно важное, но жадничал и никому не хотел об этом рассказывать.
Девочка только-только хотела обидеться, как он вдруг повернул голову и подмигнул ей. Словно солнечный зайчик прыгнул с папиных ресниц на ее ресницы, прыгнул и запутался. И теперь смешно барахтался, щекоча ей веки.
– А спорим, ты не знаешь мой самый большой секрет? – рассмеялся папа.
Девочка была озадачена. Какие секреты могли быть у папы – такого большого, но от головы до пяток ее, ее и немножко маминого?
– Ну не знаешь ведь? – все смеялся папа. – Давай признавайся, а то солнышко головушку напечет, пока ты тут притворяешься.
– Не-а, – призналась она.
Тогда папа нагнулся и шепнул ей на ушко:
– Я умею летать!
Она отстранилась, уставилась на него – сначала с испугом, потом с восторгом и, наконец, с недоверчивостью:
– А где у тебя крылья? У птичек есть крылья, а у тебя нет.
Папа выпрямился, потянулся. На миг показалось, что он и вправду расправит крылья и взмоет к облакам. Но этого не случилось, он сказал только:
– Да нет у меня никаких крыльев, глупенькая. Люди летать не умеют. Ну сами по себе. А вот верхом на ком-нибудь можно. Вот и у меня есть птица. Слушается она только меня. Большая-пребольшая, у нее сильные крылья, и дышит она огнем. А я сижу на ней и говорю, что ей делать, и вместе мы запросто летаем по небу. Как ты по земле бегаешь.
– А тебе не больно, она ведь жжется?
– Конечно, нет! Зачем она мне будет делать больно? Мы с ней большие друзья. Почти как с тобой!
Папа поднял ее, посадил на плечи, и оба они теперь смотрели в небо. Облака собирались в кучки и снова разбегались, уступая дорогу ярким весенним лучам. Наверху, думала девочка, свежо и прохладно, не то что здесь, посреди пыльной улицы.
– Возьми меня туда!
– Возьму, но не сейчас.
– А когда?
– Подрасти чуток. Ты же у меня совсем еще маленькая. А маленьким на птицу нельзя.
– Я большая!
– Ну прям уж! – расхохотался папа. – Даже больше меня?
– Да! – Она вскинула руки в воздух и так заерзала, что чуть не свалилась с папиных плеч. – Больше! И выше! Видишь? Не дотянешься!
– Ах, вот как?
Она вдруг очутилась в воздухе – папа под ней исчез, как шарик одуванчика, когда на него дуют. Взвизгнув, она понеслась вниз… в чьи-то сильные ручищи. Конечно, папины. Он заливался смехом.
– Так вот ты, оказывается, какая смелая! Что ж визжишь-то, большая? С неба побольней падать будет, если на птице не удержишься. А ловить тебя кто будет? Ты уж потерпи немножко, доча. Потом