Эмма. Джейн Остин
правы, – отвечала Гарриет. – Несчастные! Невозможно думать ни о чем другом.
– Я полагаю все-таки, впечатление такого рода сотрется не скоро, – говорила Эмма, выходя за низенькую живую изгородь и спускаясь опять на дорогу по расшатанному приступку, к которому вела через сад узкая, скользкая дорожка. – Да, полагаю, не скоро, – повторила она, озираясь на запущенное жилье и вызывая в памяти картину еще большего запустения внутри его.
– Да, конечно! – отозвалась ее спутница.
Они пошли назад. В одном месте дорога плавно поворачивала в сторону, и сразу же за поворотом взорам их предстал мистер Элтон, да так близко, что Эмме едва хватило времени произнести:
– А вот нам, Гарриет, судьба нежданно-негаданно посылает испытание постоянства в благих помыслах. Ну что ж, – с улыбкой, – надеюсь, если наше сочувствие прибавило страдальцам сил и принесло облегчение, то можно считать, что главное сделано. Важно, чтобы сострадание побуждало нас всеми силами помогать несчастным, а прочее – пустая жалостливость, без всякой пользы растравляющая душу.
Гарриет не успела пролепетать в ответ: «О да, конечно!» – как они поравнялись с молодым викарием. Разговор, впрочем, первым делом зашел о страданиях и нуждах бедствующей семьи. Мистер Элтон как раз направлялся проведать их. Он сказал, что немного отложит свой визит, и они обменялись покамест ценными соображениями о том, что можно и должно предпринять. После чего он пошел назад проводить их.
«Так сойтись в добрых побуждениях, – размышляла Эмма, – такая встреча на благотворительной стезе! От этого любовь с обеих сторон должна разгореться еще пуще. Не удивлюсь, если она послужит толчком к объяснению – и непременно послужила бы, не будь здесь меня. Как жаль, что я тут оказалась».
Стремясь отделиться от них, она вскоре оставила их вдвоем на дороге, а сама перешла на тропинку, которая тянулась чуть повыше по обочине. Однако буквально через две минуты обнаружилось, что Гарриет, из привычки подчиняться и подражать, сворачивает туда же и что, короче говоря, скоро они будут шагать за нею по пятам. Это никуда не годилось – Эмма тотчас остановилась, нагнулась, загораживая собою тропинку, и сделала вид, будто хочет туже зашнуровать свой полусапожок, а их просила не останавливаться – она через полминуты пойдет следом. Они так и сделали; когда же время, нужное, по ее подсчетам, на шнуровку, истекло, ей представился удобный повод задержаться еще немного: к ней подошла, с кувшином в руке, девочка из семьи тех самых бедняков – ей было приказано сходить и принести из Хартфилда крепкого бульона. Пойти рядом с ребенком, расспрашивая его и болтая с ним, было более чем естественно – вернее, было бы естественно, когда бы Эмма не имела при этом задней мысли. Таким образом, другие двое могли по-прежнему спокойно идти на отдалении, не видя надобности дожидаться своей спутницы. И все-таки она невольно догоняла их, потому что девочка шла быстро, а они – довольно медленно, и это было совсем не кстати, тем более что оба явно увлечены