Песня на два голоса. Кэтрин Полански
ты на лучшей сцене Америки – а завтра о тебе никто не помнит. Сегодня купаешься в лучах славы – а завтра с трудом наскребаешь денег на бургер. Может, сделать себе татуировку с этими словами? Но каждое тату нужно обговаривать с Аланом – это записано в их с Лорой контракте.
Настоящий продюсер – некто вроде сутенера: продает своего клиента повыгоднее и подороже. В этом смысле Алану не было равных. Он работал не только с Лорой, всего у него было пять клиентов, и все – звезды не первой, так второй величины. Лора была из них самой младшей и наименее знаменитой. Остальные… что там говорить об остальных. Еще в десять лет она грезила о славе и карьере великой певицы. Слава пришла, карьера тоже успешна, почему же не оставляет чувство, будто чего-то не хватает?
Прибежавшая на зов начальства Вирджиния захлопотала над Лорой, мягкие пальцы сплели колдовство над ее волосами, и через минуту прическа вернулась в первозданный вид.
– Вот теперь – другое дело! – воскликнул Алан. Лора посмотрела на него с последней надеждой в глазах, однако продюсер явно считал, что разговор о Майкле Фонтейне завершен. – Поторопись, детка. Машина ждет тебя у подъезда. Никаких поездок в метро сегодня.
– Хорошо, Алан, – вздохнула Лора. Она полностью зависела от него, и он это знал. – Но если тебе вдруг удастся как-то решить эту проблему и отказаться…
– Да, конечно.
Выходя из его кабинета, Лора четко знала: Алан не откажется.
Одной из многочисленных странностей Лоры Бёркли, двадцативосьмилетней поп-певицы, находящейся в зените своей славы – или успешно подбирающейся к зениту, – была неистребимая любовь к нью-йоркской подземке.
Крупнейший метрополитен мира завораживал Лору, как некоторых склонных к медитации личностей завораживает бегущая вода или горящий огонь. В те дни, когда свободное время, эта мифическая составляющая бытия, вдруг становилась реальностью, Лора удирала из-под опеки Алана, секретарей и помощников, стилистов и фотографов, садилась в поезд и ездила, пока не уставала. Тогда она выходила где-нибудь – например, на «191 улице», где над тобой шестьдесят метров земли и уже потом – дома и машины; или сидела на ступеньках в переходе, слушая, как играют на гитарах и барабанах юные афроамериканцы. Метро открывало Лоре людей в незнакомых ей ипостасях; она надевала темные очки и шляпу, чтобы ее не узнавали, и становилась как бы одной из них. Она слушала скрипача-виртуоза на «Лексингтон Авеню», рассматривала мозаики на «Таймс Сквер», однажды пару часов просидела на «5 авеню – Брайант Парк», слушая проповедника, монотонно вещавшего о конце света. Все это создавало для Лоры иную картину мира, которая забывалась в череде похожих друг на друга дней, в постоянной работе – любимой, но весьма утомительной. Как будто черты настоящего мира стирались, блекли. Лора не могла такого допустить. Пусть Алан считает ее сумасшедшей – подземка спасала.
Вот Майкл это понимал. Или делал вид, что понимает. Скорее всего. Все, связанное с Майклом, обернулось ложью; Лора давно уже не ворошила воспоминания,