Сломанная корона. Паганини. Полина Чех
музыкант.
Тысячу раз мне пели, играли на гитаре, на клавишах, на различных духовых инструментах… И сейчас это было тоже самое, что один из тех разов, но и при том нечто совершенно новое. Музыка отскакивает от стен, а его голос словно клянется мне в чем-то. Дело уже даже не в словах песни, а в интонации, в неких переливах его надрывного тембра. Каждое слово – обещание. Каждая строка – клятва. Каждый куплет – нерушимый обет.
Будь моим.
Пожалуйста.
С губ чуть не слетели слова: «Я тебя люблю». Я прекрасно понимаю, что мы знакомы два дня, и любой бы человек просверлил пальцем мой висок насквозь. Сама бы просверлила.
Но у меня такое ощущение, что я знаю этого человека уже целую… чуть не подумала «вечность». Он – тот, чей голос не давал мне сдаваться в самые трудные моменты и разделял мое счастье в лучшие. Он был со мной всегда – на вечеринках, на пляжах, когда солнце вареной сгущенкой растекалось по коже, на качелях, в автобусах, поездах, самолетах и метро. Эта музыка делала то, что не мог сделать даже самый близкий человек. Можно позвонить другу, когда тот будет занят, а ты будешь в нем нуждаться. Можно попытаться обнять кого-то, а он передернет плечами. А музыка не предаст.
И он – живой носитель этой музыки.
Почему можно сказать, что это – моя любимая песня, всего после недели «знакомства» с ней, и нельзя сказать, что любишь человека во время первого общения? Человек – это та же музыка.
И его тональность совпадала с моей.
Люди хорошо сходятся с теми, с кем у них «один плейлист на двоих». Тогда что можно сказать о тех, кто творит композиции из этого плейлиста?
И вот я. Сижу перед своим творцом на коленях, обнаженная, с распятой на струнах душой. И вот он. С голосом древнегреческих сирен и инструментом самого искусного сатира.
– Ты что, плачешь?.. – спрашивает Леша.
Песня уже закончилась, а мое сопение только набирает обороты.
Я отвернулась, закрывая глаза руками. Леша спускается ко мне и обнимает.
– Знаешь, мне всегда было приятно, что моя музыка может вызывать такие эмоции у людей. Чувствую, что создаю стоящее, отражающееся на других. Трансформирую мир.
Я тянусь за неостывшей на его губах песней. Она приятно щекочет трещинки на моей коже. Леша целует мои глаза, упиваясь слезами. А ведь он и правда словно получает некоторое удовольствие, наблюдая за тем, как я плачу. Плачу и расплачиваюсь солоноватой водой за услышанные ноты.
– Разве мои слезы не расстраивают тебя? – робко спрашиваю я, поднимая глаза на него.
Леша цепляет мой подбородок пальцами и заглядывает в мое лицо.
– Нет, – говорит он. – Ты знаешь, я просто хочу крутую музыку делать. Чтобы люди слушали и чувствовали себя живыми даже в самые худшие моменты их жизни.
– Хочешь их поддерживать? Как лучший друг?
Леша усмехается.
– Нет, не так. Хочу сотрясать умы. Чтобы от моих песен смеялись, грустили, сходили с ума, плакали, –