Черный всадник. Владимир Малик
сердца раскаленный камень, а горечь сжимала горло, как холодная петля-удавка.
Он смотрел на пожарище и вроде бы видел печальные, заплаканные глаза матери, Златки, Стеши, дедушки… Где они? Что с ними случилось? Живы или погибли? А если живы, то куда повели их людоловы? Неужели погнали в неволю? Неужели уготована им та же участь, какую он изведал на чужбине?
В его груди заклокотало глухое рыдание. Он сознавал, что с этих пор его жизнь пойдет новым руслом и что на этом новом пути его ждут не просто невзгоды и мытарства, но и кровь, и смерть. Мысленно он клялся совершить все возможное и невозможное, чтобы отомстить своим обидчикам – Юрию Хмельницкому и Ивану Яненченко, а также тому, кто направлял их на черное дело, – великому визирю Кара-Мустафе. Не ведал, как он это сделает, где и когда встретит своих врагов, но знал твердо, что либо сам погибнет, либо отомстит им!
Все в его душе перекипело. Она словно выгорела, стала пустой и каменной. Здесь, на родном пепелище, сразу потеряв самых близких людей, он понял, какое горе пережили сотни тысяч его соотечественников, какие муки приняли они и какой ненавистью наполнены их сердца. Поклялся Арсен и впредь не знать ни жалости, ни сочувствия к тем, кто творит зло его народу, кто, как саранча, опустошает его землю, превращая ее в дикое поле.
Ему на плечо легла рука Романа.
– Не убивайся так, брат! Этим беды не избыть.
Рядом остановились Спыхальский и Гурко. Оба суровые, озабоченные. Горе товарища острой болью отдавалось в их сердцах.
– А и вправду, Арсен, хватит тужить, – тихо произнес нежинец. – Давайте лучше гуртом подумаем, что делать.
– Что тут придумаешь?
– Холера ясная! Да что мы – в худшем положении не бывали? Припомни, друже мой! – воскликнул Спыхальский, стараясь изобразить на лице подобие веселой улыбки, чтобы подбодрить друга. Но улыбка вышла бледная, вымученная. – И выпутывались каждый раз!
– То, пане-брат, было совсем другое, – ответил за Арсена Роман. – Там мы думали только сами за себя. А теперь…
Они не заметили, как позади них, на том месте, где раньше стоял соломенный шалаш над погребом, а теперь лежала куча черного пепла, тихонько приподнялась обгоревшая ляда и сквозь узенькую щелочку на них глянули чьи-то глаза, долго привыкали к свету, и вдруг вспыхнули радостью. Крышка с грохотом откинулась – и из темной ямы показалась простоволосая всклокоченная голова Яцька.
– Арсен! – радостно закричал паренек и, выпрыгнув из погреба, кинулся в объятия друзей.
– Яцько! – Арсен прижал его к груди. – Ты живой?! А где же наши?.. Что с ними?
Казак с надеждой смотрел на погреб, словно ожидая, не появится ли оттуда еще кто-нибудь. Но Яцько, перехватив этот взгляд, печально покачал головой.
– Не, не, там больше никого нету… Татары всех забрали – погнали за Днепр…
– Значит, живы?
– Да, живые…
– А ты как?..
– Я сбежал по дороге… До вечера сидел в яру. А потом пришел в хутор и спрятался в погребе. Накидал туда