Тайный посол. Том 1. Владимир Малик
врага. Не было того полка или заставы, где бы я не побывал, не было той дороги, по которой бы я не прошел. Но все напрасно! Гамид как в воду канул.
И тогда я решил обойти всю страну, начиная со Стамбула до отдаленнейших уголков ее. Всюду я расспрашивал, смотрел, слушал. Ничто не проходило мимо моего внимания. Так прошло еще несколько лет. И наконец я нашел того, кого так долго искал.
Однажды я приехал в селение Аксу, которое носит то же название, что и речка и этот проклятый замок. Привязал к дереву своего мула и нараспев стал зазывать к себе правоверных. Вдруг я увидел трех всадников. Они приближались ко мне. Передний, роскошно одетый, на чистокровном коне, показался мне знакомым. У меня екнуло сердце, хотя, по правде говоря, я почти потерял надежду встретить Гамида и бродил по стране больше по привычке, чем в надежде найти своего врага.
Когда они подъехали ближе, я чуть не вскрикнул: это и вправду был Гамид! Он растолстел, отяжелел, изменился, но я его узнал бы и в аду под личиной самого шайтана.
Он остановился передо мной, надменно поглядывая с коня. Должно быть, ждал, что я поклонюсь такому важному спахии. А я словно онемел – стою и не могу вымолвить ни слова! Только смотрю широко открытыми глазами и улыбаюсь, словно дурень, улыбаюсь от радости, что встретил его все же после стольких лет поисков.
Наконец я спохватился и стал кланяться.
– Слава Аллаху, что дал мне счастье увидеть такого вельможного бея, – сказал я. – В этих горах я привык встречать одних пастухов и каратюрков[47]. И все они так бедны, что меддаху приходится питаться черствыми лепешками и родниковой водой.
– Если ты потешишь нас сладкозвучными песнями, то можешь рассчитывать на хороший кусок жареной баранины с перцем и кувшин холодного айрана[48], – сказал Гамид.
– Благодарю, эфенди, – ответил я с радостью, ибо приглашение в замок приближало, как мне казалось, время мести. – Когда мне прийти?
– Вечером.
Перед заходом солнца я был в замке. Под джеббе у меня был пистолет, а в потайном кармане – небольшой кривой кинжал.
Весь день я не находил себе места, думая о предстоящей встрече с Гамидом. Мне мерещились разные картины этой встречи, мысленно я повторял слова, которые скажу ему. Мне виделось лицо Гамида, его выражение, когда мы останемся наедине и он узнает, кто я такой… Почему-то я думал, что меня оставят ночевать в замке, я проберусь в спальню Гамида – и он умрет, не успев встать с кровати! С такими мыслями я переступил порог селямлика[49].
О себе я не думал. Страха не было.
Кроме Гамида, который, словно султан, сидел не на миндере, а в высоком мягком кресле под шелковым балдахином, в зале было два или три телохранителя, а на галерее, задрапированной цветастой кисеей, слышались женские и детские голоса. Гамид, видимо, собрал всех домочадцев, чтобы послушать бродячего меддаха.
Слуги разостлали посреди зала красивый ковер, положили для меня широкую подушку, а рядом поставили кувшин айрана, чтобы я мог, когда буду петь, промочить горло.
Я
Каратюрки
Айра́н
Селя́млик