Динка. Динка прощается с детством (сборник). Валентина Осеева
плачут, так это хорошие слезы. Значит, они понимают, жалеют, они будут бороться против этих несправедливостей! Я же воспитываю их, Катя, на этих книгах!»
«Воспитываешь? – Катя насмешливо улыбнулась и подвинула к сестре растрепанную книгу. – Вот, пожалуйста, наглядный результат твоего воспитания!»
«Ну, это Динка… – улыбнулась Марина. – Она еще мала».
«Мала? Ну, знаешь… Будь это мой ребенок, так я бы как взяла ремень да вздула ее один раз…»
Щеки Марины вспыхивают ярким румянцем.
«Конечно, тебе, видно, кажется идеалом воспитания плетка нашей мачехи, – горько напоминает сестра, – а я вот даже кричать на ребенка не могу, я не могу и не хочу видеть испуганные лица, я не хочу, чтобы меня боялись! Они должны бояться не меня, а своих поступков, которые могут оттолкнуть меня от них… И зачем ты врешь, Катя, что ты будешь бить своего ребенка? Ты и пальцем не тронешь его, потому что тебе всю жизнь помнятся мачехины побои. Нет! Ты не будешь бить, но ты вырастишь его таким эгоистом, Катя…»
«Ну конечно, я выращу эгоистов, а ты замечательных людей! Ну, не будем спорить! Давай лучше подумаем о Дине… Что это за поступок, по-твоему? Озорство, шалость, просто желание побезобразничать?» – Катя выжидающе смотрит на сестру.
Марина задумчиво качает головой:
«Нет, Катя, это не шалость. Это отчаяние! Динка еще не умеет владеть своими чувствами. Она не хочет примириться со смертью Евы! Она протестует, кричит, топает ногами, но Ева все-таки умирает! И Динка набрасывается на книгу. Она считает ее виновной в этом плохом конце…» – медленно, словно думая вслух, разбирает поступок Динки мать.
Но Катя не верит. Она считает сестру безнадежной фантазеркой.
«Ну предположим, – говорит она. – Но в этом «отчаянии» Динка порвала книгу. Так, может, все-таки надо наказать ее?»
«Да она сама себя накажет. Я объясню ей, что она не умеет слушать, кричит, рвет книги – значит, ее нельзя пускать на чтения. Вот и все! Она прекрасно поймет…»
«Значит, она на твоих чтениях больше не будет?» – настойчиво переспросила Катя.
«Пока не будет».
«Как это «пока»?»
«Ну, пока не научится владеть собой», – спокойно пояснила старшая сестра.
«Ну, посмотрим! В общем, я думаю, это ненадолго, она найдет какой-нибудь выход…» – насмешливо улыбнулась Катя.
На другой день Марина объяснила Динке, почему она не должна больше приходить на чтения. Беседа была тихая, спокойная; растрепанная книга лежала тут же, и Динка помогала матери собирать и подклеивать страницы.
«А теперь иди, – сказала ей мать, когда страницы были подобраны. – Мы будем читать».
Динка ушла, но потом вернулась и стала около двери. Она не рвалась в комнату, не просила, не плакала. Но с тех пор, как только Алина и Мышка усаживались около матери, Динка усаживалась за дверью и, приоткрыв щелочку, жадно ловила мамин голос.
Когда в комнате раздавался смех, она тоже тихонько смеялась, а когда Мышка начинала шмыгать носом, девочка отходила подальше. Потом снова возвращалась и, приоткрыв щелку,