Руби. Вирджиния Эндрюс
сидра.
Как-то на исходе очередного изнурительно жаркого дня бабушка Кэтрин вернулась от больного еще более усталая, чем обычно. Она едва могла говорить. Поднявшись по лестнице с моей помощью, бабушка буквально рухнула на кровать.
– Бабушка, у тебя дрожат ноги! – воскликнула я, снимая с нее мокасины.
Лодыжки ее так отекли, что мои пальцы оставляли на них глубокие вмятины.
– Ничего страшного! – Она попыталась меня успокоить. – Сейчас я приду в себя, детка. Положи мне на лоб мокрое полотенце, пожалуйста.
Я поспешно выполнила просьбу.
– Полежу немного, сердце успокоится, – сказала бабушка, с усилием улыбаясь.
– Бабушка, прошу, береги себя! – взмолилась я. – Тебе нельзя так много ходить, да еще в жару. Тебе это не по силам.
– Но я должна помогать людям, – покачала головой бабушка Кэтрин. – Именно для этого Всевышний прислал меня сюда.
Я дождалась, пока бабушка задремлет, выскользнула из дома, отвязала на причале нашу пирогу и через болота направилась к хижине дедушки Джека. Печаль и уныние, овладевшие мной в последний месяц, обернулись гневом, сосредоточившимся на дедушке. Он знал, как тяжело нам летом сводить концы с концами, и тем не менее пропивал свои деньги, хотя мог бы помочь. Подобными соображениями с бабушкой Кэтрин я делиться не стала, так как знала, что не найду у нее ни понимания, ни одобрения.
Как всегда бывает летом, болото преобразилось. Аллигаторы, которые в зимние месяцы впадают в спячку, питаясь жиром, накопленным в хвостах, проснулись и вышли на охоту. Вода кишмя кишела змеями – иногда в болотной жиже попадался целый клубок зеленых и бурых веревок. Москиты и прочие насекомые вились над болотом тучами. Жабы с выпученными глазами оглушительно квакали, вибрируя всем телом, нутрии и ондатры сновали туда-сюда в поисках пропитания для своих детенышей. Приглядевшись, повсюду можно было увидеть дома болотных обитателей – холмики и кочки, которых не было прежде, сети, опутавшие стволы и ветви растений. Заметив меня, животные на мгновение отвлекались от своих дел и провожали мою пирогу настороженными взглядами. Болото и само казалось живым существом – изменчивым, подозрительным, непредсказуемым.
Я не сомневалась: бабушка будет очень расстроена, если узнает, что я пробиралась через болото одна, да еще под вечер. Мое намерение поговорить с дедушкой Джеком расстроило бы ее еще сильнее. Но и отказаться от своего плана я не могла – ярость заставляла меня усердно орудовать шестом. Вскоре я увидела его хижину.
Вблизи стало слышно, что из жилища несутся устрашающие звуки: треск мебели, грохот посуды, дедовы вопли и проклятия. Из дверей хижины вылетел стул, в мгновение ока поглощенный болотом. За стулом последовала кастрюля, другая. Остановив пирогу, я ожидала дальнейшего развития событий. На галерее появился сам дедушка Джек – совершенно голый, растрепанный, с кнутом в руках. Даже издалека было видно, что глаза его налиты кровью. На грязной коже спины