Долгая дорога к себе. Светлана Черемухина
свое место, – зачем-то пояснил он. Чего она так побледнела? Проклятье, почему он должен перед ней оправдываться? – Эй, ты, – он посмотрел на Ларису, – оставь нас.
– Но она еще слишком слаба, – попыталась вступиться женщина.
– Принеси ей стул, – приказал Гай тоном, не терпящим возражений.
– Хорошо, – Лариса, опустив глаза, метнулась в комнату и вынесла тяжелый стул с высокой спинкой. Поставила рядом с девушкой и помогла присесть.
– Иди, я позову тебя, – Гай недовольно дернул рукой в сторону комнаты. – И закрой за собой дверь.
Семерка в волнении смотрела на него. Если он опасен своей грубостью, то это она переживет, но если он как Генрих?
– Что ты на меня так смотришь? – сердито спросил Гай, въехав через маленький порожек в комнату. – У меня ослиные уши выросли?
– Нет, у тебя нормальные уши, и красивые сережки, – пожала плечами девушка.
Ей было трудно сидеть, во всем теле ощущалась слабость и начала кружиться голова, но она ни за что ему в этом не признается.
– Тебе нравится серебро?
– Не знаю, наверное, нет, но выглядит красиво. Как рабыне может нравиться серебро? У нее ничего не может быть.
– Сейчас будет, – произнес Гай и стянул один из браслетов с тонкого, почти девичьего запястья. – Держи, это тебе, – протянул подарок девушке.
Он так и не понял, чего она испугалась, только Семерка как-то сильно побледнела и отрицательно замотала головой, вцепившись руками в сидение.
– Если рабыню увидят с дорогим украшением, могут решить, что она его украла, а второго такого наказания я просто не переживу, – объяснила она.
Гай подъехал к ней вплотную, грубо схватил за руку и нацепил на запястье браслет.
– Теперь он твой, и никто тебя за это не накажет, – произнес он строго. – Никто не лишит тебя жизни из-за него.
Девушка посмотрела на затейливое украшение и грустно улыбнулась.
– Знаешь, а зачем рабыне жить? Я вот думаю, что у меня был хороший шанс уйти из этого мира, но меня зачем-то спасли. Стоило ли это делать? Для хозяина да, понимаю, что стоило. Все же за меня заплачены деньги и моя смерть – потеря для него, но не такая уж и большая. А вот мне продолжать такое существование – мучительно, понимаешь?
– Понимаю, – прошептал Гай. – Я тоже иногда думаю, что лучше мне было тогда разбиться вместе с матерью, чем жить так, инвалидом, на всеобщем обозрении.
Они подняли головы и их взгляды встретились. Он не ожидал, что она так сделает, а девушка протянула худые руки к нему и за плечи привлекла к себе. Он не стал сопротивляться. За четыре года, прошедшие со дня смерти матери и его такого жалкого положения, никто ни разу даже не потрепал его по голове, не говоря уж о такой нежности. Никто даже не догадался его приласкать. Был только страх, брезгливость и тайное презрение. Даже родственники только жалели его, избегая долгого с ним общения. Было невыносимо видеть эту жалкую беспомощность: парень с обрубками ног может вызывать только отвращение.
А она все поняла с первого взгляда. Будет жалко потерять ее, но Генрих не отступится