Воронята. Мэгги Стивотер
был один. Поблизости не было видно ни Президента Сотового Телефона, ни Неряхи, ни их неприветливого друга. Одной рукой он держал велосипед. Вторую изящно сунул в карман. Неуверенная поза плохо вязалась с джемпером, украшенным изображением ворона, к тому же Блю успела заметить (прежде чем он поднял плечо и прикоснулся им к уху, словно было холодно), что джемпер на плече заметно потерся.
– Здрасьте, – ответила Блю, куда мягче, чем сказала бы, если бы не увидела проплешины на одежде. Она и представить себе не могла, что ученики Эглайонби могут носить потрепанные джемперы. – Вы Адам, да?
Он растерянно, судорожно кивнул. Блю посмотрела на его велосипед. Она не знала, какая разновидность мальчишек из Эглайонби может ездить на велосипеде, а не на автомобиле.
– Я собрался домой, – сказал Адам, – и мне показалось, что я узнал вас в темноте. – Он говорил очень вежливо, без малейшего намека на фамильярность. – Я хотел попросить прощения. За то, что сегодня случилось. Хочу, чтобы вы знали: я не просил его это делать.
От внимания Блю не ускользнуло, что его голос с отчетливым произношением был столь же приятен, как и его облик. Он напоминал о закате в Генриетте: качели на нагретых солнцем верандах, стаканы чая со льдом, цикады, забивающие мысли своими песнями. Он посмотрел через плечо, потом оглянулся на звук автомобиля, проехавшего по соседней улице. Когда он вновь обернулся к Блю, на его лице все еще сохранялось напряженное выражение; Блю поняла, что это выражение – морщина между насупленными бровями, сжатые губы – обычно для него. Оно вполне шло к его чертам лица, сочеталось с каждой линией вокруг его рта и глаз. «Этот парень из Эглайонби не слишком-то счастлив», – подумала она.
– Это очень мило с вашей стороны, – сказала она, – но вам вовсе не за что извиняться.
– Я не собираюсь перекладывать всю вину на него, – возразил Адам. – Собственно, он был прав. Я действительно хотел поговорить с вами. Но я вовсе не собрался, ну… что называется, подцепить вас.
Вот тут-то ей и следовало бы отшить его. Но именно этого она и не смогла, ей мешало воспоминание о том, как он покраснел, сидя за столом, появившаяся на его губах неуверенная улыбка. Его лицо казалось необычным – как раз настолько, чтобы ей хотелось рассмотреть его получше.
Честно говоря, с ней никогда еще не случалось такого, чтобы она, флиртуя с кем-то, добилась бы успеха.
Прекрати! – потребовал от Блю внутренний голос.
Не послушавшись его, она спросила:
– И чего же вы хотели?
– Поговорить, – ответил он. Благодаря местному акценту слово вышло протяжным и прозвучало так, словно подразумевало не простую болтовню, а нечто вроде исповеди. Против своей воли она разглядывала его тонкий, красиво очерченный рот. – Наверное, – добавил он, – если бы я сам заговорил с вами, этого недоразумения не случилось бы. Я частенько оказываюсь в дураках из-за чужих идей.
Блю собралась было рассказать ему, как из-за идей Орлы в дураках то и дело оказываются все обитатели их дома, но сообразила,