Школа нашей любви. Людмила Толмачева
не велик.
– Ничо, будет толк. Я, пожалуй, еще в самбо запишусь.
– Самбо? А не поздно?
– В профессиональное – поздно. А я одну школку надыбал, в Сети, Реклама гласит: для всех желающих повысить самооценку и научиться элементарной самозащите.
– Реклама обнадеживает. А это не халтура?
– Не-е, я уже сгонял туда, посмотрел на занятия. Все по уму. Не фуфло какое-нить.
– Небось, дорого?
– Я уже с папиком перетер. Он профинансирует.
– Петь, ну когда ты из детства выйдешь? Папик… Это же несерьезно.
– А как мне его называть? Папа? Как-то язык не поворачивается. Батя? Тоже не очень. Димон зовет своего батей, так это нормально. Он у него офицер, клевый мужик, воевал…
– Разве обязательно нужно воевать, чтобы тебя уважал твой сын?
– Мам, а ты сама…
– Что «сама»?
– Ты уважаешь папика, ну, то есть отца?
Лида промолчала, не зная, что ответить, засуетилась со своими оладьями, скрывая замешательство.
– Мне кажется, что не очень, – ответил за нее Петя. – То ругаетесь, то молчите, будто в упор не видите друг друга. С вами сидеть в одной комнате – все равно что в трансформаторной будке жить.
– Значит, осуждаешь меня?
Лида выключила газ, повернулась к сыну. Юноша сосредоточенно жевал, запивая молоком, и старался не поднимать глаза. Лида словно впервые видела его острые скулы, мальчишески тонкую шею с родинкой возле уха, всю его длинную нескладную фигуру, согнутую над кухонным столом.
Как он вытянулся за этот год, как изменился! Но главные изменения произошли внутри. Он стал больше видеть и понимать, многое подвергать сомнению.
Лида села напротив сына, машинально потянулась к блюду с оладьями, взяла первый попавшийся, надкусила.
– Петь, я знаю, ты осуждаешь меня. Наверное, это естественно в твоем возрасте. Тебе хочется мира в семье. Чтобы я уважала твоего отца… Но уважение надо заслужить…
– Только без нравоучений! – воскликнул Петя и резко отставил стакан. – Терпеть не могу эту нудятину! Хватит с меня нашей классной, еще ты… Я без тебя знаю, кого и за что уважать!
– Ну и прекрасно, – как можно спокойнее произнесла Лида, хотя в душе у нее все перевернулось.
– Что прекрасно? – вновь взорвался юноша. – Что я не уважаю своих родителей? Что не могу позвать к себе друзей? Мне стыдно перед тем же Димоном… Да, стыдно, что мои родаки как волки смотрят друг на друга. А! Чего там базарить!
Он вскочил, ринулся к двери, но Лида успела схватить его руку и силой удержать возле себя.
– Постой. Послушай меня, – сдавленно попросила она. – Я не заметила, как ты вырос, как повзрослел. Ну, не всем родителям дается мудрость. Так бывает. Не суди строго.
Твой максимализм…
– Да при чем тут ваш идиотский максимализм? – с недетской горечью отмахнулся Петя. – Мама, ты же взрослый человек. И даже с высшим образованием. Неужели тебе надо разжевывать простые истины?
– К-какие и-истины? – впервые в своей жизни заикалась Лида, глядя снизу вверх, на ставшего еще выше сына.
– Простые,