Танцующая душа. Антонина Александровна Каримова
плена трусов…
Ела мало, молоко и кефир пила только из бутылки, а не из чашки, и я позволяла ей эту слабость. По утрам бывала такая легкая, как перышко, но здоровенькая, тьфу-тьфу-тьфу, несмотря на свои почти одиннадцать килограмм при метровом росте. В детском саду ее шутя звали «певицей – синей птицей», намекая на куриный вес, и персоналу хотелось хоть минуту подержать ее на руках, всеобщую любимицу. И все время что-то напевала, причем собственного сочинения: любой окружающий предмет имел шанс попасть в ее песню.
Часто вечером надуется молока и ходит, выгнувшись назад для противовеса.
Излюбленные фразы:
– Кутись котись? (Кушать хочешь?)
– Игуську папая! (Игрушку сломала!)
– Ниську папая (оборвав страницу).
Исполнилось два года. Пришла за ней в детский сад. В раздевалке ко мне подошел мальчик, старше ее на год. Держа за веревку машину, с серьезным видом доложил:
– А ваша Юля в грузовик написала.
Я с сомнением поглядела на огромный с зеленой кабиной и желтым кузовом самосвал, ничем не напоминающий горшок, разве только цветом ей понравился. Подошла воспитатель и подтвердила обвинение:
– Да. Сняла штаны и села в кузов.
Событие так и осталось неразгаданным: непросто объяснить логику такой выходки…
Организм у нее как индикатор на химические ингредиенты, консерванты, коих полно в современных продуктах. Стоило съесть какую-нибудь гадость – жвачки или чипсы – щеки ее тут же краснели. Купила в аптеке крем, чтобы успокоить покрасневшую кожу. На мою посильную помощь она радостно воскликнула:
– Ой, мама, какая ты молодец, что мажешь кремом мои ножки!
3 года
А вот каким образом она проявила самостоятельность и даже отвагу для предотвращения повторного крещения.
В два с половиной года ее крестили в Знаменке, воцерковленная подруга уговорила. По-видимому, эта процедура Юле запомнилась и не очень-то понравилась. Поэтому, спустя год, когда мы зашли в Федоровский собор, увидев того же священника, она испуганно заявила ему:
– А я не хочу мыться. Я завтра мылась.
А тот ей строго, не соответственно возрасту заявительницы, попенял:
– А ты не в баню пришла…
Падкая на сладкое. На что только не идет! Гуляя с ней, зашли в аптеку за гематогеном. Склоняя ее к щедрости, разломила пополам:
– Спрячь половинку в карман, дома Сашу угостишь. Она съела свои дольки и не дает мне руку:
– Я занята, мама, – отстраняется, намереваясь развернуть и доесть оставшиеся кусочки.
И доела. Не хватило выдержки…
Услышав однажды «прелесть моя» в свой адрес, почему-то воспротивилась:
– Я не прелесть. Я – хорошая девочка: я слушаюсь.
Видимо, что-то отталкивающее почувствовала в слове, насторожившем ее. А ведь и правда неблагозвучны части слова, особенно «пре-», присутствующее в окрике «прекрати»…
Я редко баловала ее вкусностями, но, купив крошечную