Ангелы церкви. Сергей Ильич Ильичев
из артисток, и несколько номеров были под угрозой срыва… Тогда-то и вспомнили о Зое, которая легко вошла в программу, словно бы всю жизнь только этим и занималась.
А уже после триумфа сам директор цирка Маргомакс расписывал отцу Зои, какие перспективы могут ждать деревенскую девочку в большом городе, да еще с ее способностями… И уговорил-таки…
Это терпение и кротость юной артистки цирка, как и ее способности заранее предвидеть ход развития того или иного события, стали причиной уже ее собственной беды.
Однажды при попытке выручить хозяина цирка, запутавшегося в карточных долгах, Зою забрали как часть того самого долга люди вора в законе по кличке Примус. И пятнадцатилетняя девочка оказалась в одном доме с профессиональными ворами и насильниками. Что уж она тогда испытала, мы пересказывать не станем, но одно запомнила на всю жизнь, как некий «черный монах» спас ее из рук ненавистных ей людей…
Вот этот монах и заполнил с той поры ее любящее сердце… Точнее сказать, ее половинку, так как вторую и главную она с самого детства отдала Богу…
Владыка Георгий понял, что все эти годы девочка по сути любила именно его. И возможно, что в какой-то момент от отчаяния перегорела в ней незримая ниточка, связывающая ее с Престолом Господним. Или же в какой-то сиюминутный предательский миг она не поверила в то, что Творец искренне желает ей счастья, а от нее самой требовалось тогда всего лишь еще одно усилие.
Только Зоя решила сама смирить себя тяжелым обетом и надломилась, когда в молитвенном усердии попыталась, равно как мать, молиться за весь мир, взваливая на свои хрупкие плечи чужие и часто неподъемные грехи…
Но и в этом ее усердии Господь не оставлял бы свое любимое чадо и дал бы ей необходимые для этого силы, если бы…
…Если бы, вставая каждый раз на молитву, Зоя не начинала свои прошения пред Творцом именно с этого неизвестного, но полюбившегося ей монаха.
Но даже и это не самое страшное. Искренняя молитва еще никому не навредила.
Возможно, размышлял уже сам Георгий, во время своих молитв, всего лишь на краткий миг, она в изнеможении души и тела попускала набегающим волнам страстей увлекать себя и погружалась в созерцание скромных по нынешним меркам, но вспыхивающих в ней, как факел, картинок совместного уединения с неизвестным, но любимым ею человеком… Которые, к слову сказать, тут же старалась и отметать ледяной строгостью собственного возложенного на себя молитвенного бдения.
– Господи, прости меня, грешную…
Она повторяла эти сладкие слова и плакала, но уже от радости. Потому что вместе с каждой слезинкой вымывались из глубины души все ее беды, горести и обиды, а также нечто потаенное, невысказанное, что как ржавчина разъедало все эти годы саму ее душу.
После искреннего раскаяния тяжесть утаиваемого ею все эти годы греховного помысла куда-то отступила. Лицо засветилось радостью, на щеках выступил румянец от обретения свободы. Той свободы, что называется христианской Любовью…
И