Записки карманника (сборник). Заур Зугумов
пчел. Это было какое-то наваждение. Со мной творилось что-то невообразимое. Лицо горело, как угли жаровни, нервная дрожь сотрясала все тело. Затем, через некоторое время, оно покрылось капельками холодного пота, а по спине он стекал уже тоненьким ручейком, так что вся одежда успела промокнуть и прилипла к телу. Меня даже бил озноб.
Только сейчас я окончательно понял, что ничего подобного еще в жизни не испытывал. Но все же опыт крадуна и старого арестанта взял верх над обывательской растерянностью и чувством безысходности. Постепенно я стал возвращаться в нормальное состояние и наконец, взяв себя в руки, успокоился. Лишь один-единственный момент в этой истории по-прежнему не давал мне покоя. Я терялся в догадках и никак не мог понять, что это: красиво разыгранный спектакль, удачно подобранная подстава или что-то другое? Если это подстава, то для чего, с какой целью? Для отчетности? Вряд ли. Для мусоров я, по большому счету, не представлял особенного интереса. Карманный вор, да и только. Да если бы даже и представлял, наши махачкалинские легавые никогда не пошли бы на подобные розыгрыши. Они, скорее, спокойно закинули бы мне в карман анашу или пару ампул морфия, и делу конец. Эта практика была у них отработана до мелочей и всегда действовала без сбоев. Значит, эта версия отпадала. Но тогда что же?
Я тусовался по камере, как только что пойманный зверь в клетке, и лихорадочно размышлял, отбрасывая одну версию за другой. Даже в самом страшном сне я не мог представить себе ничего подобного. Человеку, не искушенному в разного рода законах преступного мира, трудно понять, что могло ждать в тюрьме бродягу, не просто грубо преступившего порог нравственности, но и опозорившего своим поступком весь воровской клан, к которому он принадлежал. Такого человека ждало наказание, далеко не равное наказанию для простого арестанта. Что же касается продолжения воровской карьеры, то на этом смело можно было ставить жирную точку.
И тут в относительной тишине камеры меня осенила одна спасительная мысль, но для ее осуществления я должен был быть на свободе, а не находиться под стражей. Не торопясь и пытаясь по возможности не сбиться с метки, я обуздал этот лихорадочный порыв, прекрасно понимая цену выдержки и спокойствия, и в голове моей все стало потихонечку проясняться.
В первую очередь я должен был прикинуть, что меня может ожидать в каземате НКВД, потому что это было определяющим моментом в моей дальнейшей участи, и здесь, к сожалению, и я это понимал больше, чем когда-либо, утешительного было мало, если не сказать, что его не было вообще. И все это несмотря на то, что у меня было поистине железное алиби – я имею в виду билеты на самолет. Так что отбитые почки и поломанные ребра были ничто по сравнению с тем, что меня ожидало на самом деле.
Время, когда меня водворили в камеру, было обеденным. Развод у мусоров происходил в пять часов вечера. Значит, где-то в шесть, в половине седьмого за мной приедут, и кто его знает, как в дальнейшем ляжет моя карта.
У меня оставалось в запасе