Трибьют. Нора Робертс
не уважающего границ частной жизни.
Ее границ. Ее частной жизни.
Единственное, чего она хотела, – делать то, что хочет, когда хочет и как хочет, и по большей части собственными руками. Она хотела здесь построить не только новый дом, но и новую жизнь. Жизнь на своих условиях.
Силла не обращала внимания на то, что от физического труда ломило все тело. Она даже считала это чем-то вроде почетного знака – как и мозоли.
И, черт побери, она не желала, чтобы каждый ее шаг, каждое ее движение зарисовывались этим художником.
– Богиня-воительница, – вполголоса бормотала она, очищая забившиеся и просевшие водостоки. – Сделай ее рыжей, нарисуй ей коллагеновые губы и огромные сиськи. Все так.
Она спустилась с раздвижной лестницы и, поскольку водостоки были последним пунктом в ее списке дел на этот день, растянулась прямо на земле.
Ей хотелось полежать и расслабиться в джакузи, а затем насладиться часовым сеансом массажа. А завершить эти удовольствия должны были пара бокалов вина и, возможно, секс с Орландо Блумом. После этого она, может быть, почувствует себя человеком.
Из всего списка в наличии было только вино, и ей пришлось с этим смириться.
Вздохнув, она поняла, что злость прошла. Мысли были чисты, тело истощено, и она поняла истинную причину своей реакции на рисунки Форда.
Десять лет терапии не прошли даром.
Застонав, она заставила себя встать. И пошла в дом за вином.
…Под рычание Спока, терзавшего плюшевого медведя, Форд обводил последний лист. Окончательный вариант должен быть цветным, но его метод заключался в том, чтобы отодвинуть этот этап как можно ближе к завершению работы.
Он уже обвел границы листа и прорисовал предметы на заднем плане своей перьевой ручкой «108 Хант». Закончив со светлыми участками переднего плана, он отступил на шаг, прищурился, внимательно присмотрелся и одобрительно кивнул. В очередной раз Сыщик, сгорбившись, опустив глаза и наполовину отвернув лицо от зрителя, отступал в тень, скрывавшую его существование.
Бедняга.
Форд очистил перо, которым рисовал, и отложил его в сторону. Затем выбрал кисть, окунул ее в тушь и энергичными мазками начал закрашивать темные области карандашного рисунка. Обмакнув кисть в тушь несколько раз, он должен был мыть ее. Процесс требовал времени, терпения и твердой руки. На последнем, самом мрачном листе Форд планировал много черного – поэтому эти места он тушевал осторожно, прекрасно зная, что от чрезмерного количества туши лист может покоробиться.
Когда работу прервал стук во входную дверь внизу – Спок ответил на это яростным лаем, – он сделал то, что делал всегда, когда его прерывали. Выругался. Пробормотав затем несколько слов – короткое ритуальное заклинание. И, сполоснув кисть в воде, он пошел вниз открыть дверь.
Раздражение сменилось удивлением – на его веранде стояла Силла с бутылкой каберне в руке.
– Успокойся, Спок, – сказал он собаке, которая заливалась лаем у порога. – Не любите красное? – спросил он Силлу, открывая дверь.
– У меня