Неопалимые. Сергей Ильич Ильичев
на телеги поставить… – уже серьезно отвечал Никита.
– Я так понимаю, для маневра… А что, мысль интересная!
И они вместе пошли к телегам.
Вечером и у князя Воротынского шел свой совет.
– А если татары решат оставить полк Хворостинина, находящийся в крепости, и, обойдя крепость, пойти на Москву? – спросил воеводу Алексей.
– Вряд ли татары захотят иметь у себя в тылу нашу конницу, да и идти вперед, как мы видим, не решаются, – заметил знакомый нам опытный воевода боярин Рыбин. – Иначе чем объяснить, что они снова вернулись на Пахру и разбили лагерь?
– Они уже, поди, привыкли, что русские воеводы всегда встречают их в поле или на берегу реки… – заметил князь Хворостинин, – а тут никто не встречает… хоть до самой Москвы топай.
– Тогда именно крепость вскоре примет на себя основной удар этой армады… – уточнил князь Андрей из окружения Воротынского.
– Пусть попробуют, – сказал князь Воротынский. – Пусть только выстроят свои полки… Тогда заговорят наши пушки.
– Пушки? – спросил Алексей.
– Да, твой Никита задумку предложил…
А в ставке Девлет-Гирея ощущалось явное смятение… У крымского хана было такое ощущение, что с ним играют в игру, называемую «прятки», что русские словно оттягивают время, которое им для чего-то очень необходимо.
Но для чего? Неужели царь Иван, оставив Ревель, сам идет к стенам Москвы? Но почему ему об этом до сих пор не сообщили?
И вдруг известие, что его хочет видеть посольство русского царя Ивана с письмом от государя.
Посол Афанасий Нагой, успевший нагнать царя, уже вышедшего с войском из Москвы, теперь дожидался ханского зова в одной из соседних палаток. Несмотря на жару, он явился к крымскому хану Девлет-Гирею одетым по всем московским правилам, в кафтан, и со слугами, нагруженными подарками.
Только что, проезжая по лагерю, посол увидел огромное число воинов, готовых к бою. Мимо него непрерывно двигались и конные, и пешие. Тяжело катились колымаги с кожаным верхом на широких колесах, окруженные вооруженными всадниками, тряслись по ухабам легкие повозки и телеги тех, кто победнее. И от этого хаотичного движения клубившейся вслед им пыли создавалось ощущение, что сама земля ходит ходуном и вот-вот взорвется беспощадным извержением, чтобы враз поглотить все живое.
Посол был ошеломлен уже лишь тем, что сам не заметил, просмотрел то, как незримо в тайне от его слухачей шла подготовка к этому походу, понимая, что за это именно с него в первую очередь спросит государь.
Девлет-Гирей возлежал на подушках, слушая речь русского посла.
– Светлейший хан, наш государь и царь всея Руси Иоанн Васильевич IV… – начал он выдавливать из себя слова, держа в трясущихся руках государеву грамоту, – к вам с предложением о мире… готов он уступить то, что по праву было вашим… Казань и Астрахань… к ногам твоим, великий хан, смиренно отдаем…
– Достаточно пустых слов… Я вижу, посол, тебе нечего нам больше сказать, – прервал его Девлет-Гирей. – Мы подумаем о предложении царя Ивана и завтра вам дадим ответ. Пока же отдыхай.