Неопалимые. Сергей Ильич Ильичев
жив, уже вытащили.
Но вот из шатра показалась фигура Алексея.
Уже в шатре князя Воротынского Алексей ответил на все вопросы князя.
– Я не знаю, как он вошел и как вышел. Это особое умение… Он мог бы убить меня в любой момент… Но о главном мы договорились. Завтра на рассвете перед общей битвой мы сойдемся с ним в смертельном поединке.
– Это твой брат? – уточнил свои домыслы князь
– Выходит, так! Жаль, что нет отца рядом… Но пусть все идет свои чередом.
– Согласен. Скажи, чтобы строили полки, – сказал Воротынский, обращаясь к Алексею уже как к царскому наместнику.
Алексей вышел, а старый князь опустился на колени перед небольшой иконой Николая Угодника.
– Господи! Приведи мой ум в ясность, дай твердость руке, не попусти язычникам господствовать на Русской земле. А я Тебе обещаю, что не пожалею живота своего… и пока будет биться мое сердце, я постою за Отечество. Цари, как и люди, смертны, а вот Русской земле должно стоять на века…
Когда князь вышел из своего шатра, войска, стоявшие в крепости, были уже подняты на ноги и выстраивались в полки.
Огня не зажигали, построение проходило молча, команды отдавались только шепотом.
Князь Михаил Воротынский сел на подведенного ему жеребца. Рядом и тоже на конях были его воеводы. В темноте чуть отсвечивали их доспехи.
– Братья мои, – негромко, но так, чтобы все слышали, начал князь Воротынский, обращаясь к ратникам, – завтра в этой битве при Молодях решается судьба нашего Отечества. А посему стоять должно насмерть. Биться будем за все, что нам любо: за землю-кормилицу, за народ русский, за веру православную, а главное – за свои дома, за детей малых, за матерей и жен наших… А не дай Бог отступимся и потеряем их, то и смысла нет в такой жизни…
Воротынский крепко обнял князя Дмитрия Хворостинина и воеводу Ивана Шереметева, остающихся в крепости, и большой полк вместе с князем Воротынским непрерывным потоком по лощине бесшумно устремился к лесной чаще, находившейся в сотне метров.
Провожавший их Алексей начал закрывать ворота, как перед ним появился Савва.
– Пустите, Христа ради… повоевать за Отечество!
Они обнялись и уже вместе закрыли ворота.
– Там у столба человек привязан…
– Да, наш посол Афанасий Нагой…
– Он мертв… – сказал печально Савва.
– Убит? – поинтересовался Алексей.
– Нет. Думаю, что умер сам, возможно, от жары или… от страха. И все же… – монах перекрестился. – Упокой, Господи, душу усопшего раба твоего Афанасия…
– Да, пусть упокоится его душа… – согласно молвил Алексей.
Утром все поле вокруг крепости было усыпано татарами. Им предстояло смять гарнизон крепости и открыть себе свободную дорогу на Москву. Хан Девлет-Гирей уже понял, что у русских более нет сил, чем те полки, что сумел собрать и выставить против него князь Воротынский.
Уру еще ночью сообщил ему, что Дивея-мурзу отвезли в Новгород… Крымский хан не мог простить такого позора, теперь он должен был любой ценой