Не позже полуночи и другие истории (сборник). Дафна Дюморье
неподвижно держал его несколько минут, фокусируя и, несомненно, рассматривая каждую деталь моей внешности, в которой нет ничего примечательного. Бог знает, сколько бы это продолжалось, если бы мне вдруг не надоело и я не удалился в спальню, захлопнув ставни. Ну можно ли быть таким невоспитанным? – спросил я себя. И тут же вспомнил, что все западные шале еще не заняты и мое обживается первым. Не исключено, что это вызвало такое внимание ко мне сначала персонала отеля, а теперь и постояльцев тоже. Интерес, вероятно, скоро пропадет. Я не миллионер и не поп-звезда. А мои живописные потуги, как ни приятны они для меня, вряд ли могут интересовать публику.
Ровно в восемь я поднялся по садовой дорожке в отель и явился в столовую на ужин. Посетителей здесь было немного, и меня, в соответствии с моим статусом одиночки, определили за столик в углу, неподалеку от перегородки, прикрывающей служебный вход из кухонь. Ну ничего. Здесь мне было даже лучше, чем в середине зала, где бы я сразу понял, что клиентура отеля отвечала принципу, который моя мама обычно определяла выражением: «Все детки с одной ветки».
Я наслаждался едой, угощался, несмотря на свой дорогостоящий домик, полубутылкой домашнего вина и чистил апельсин, и вдруг всех нас привел в смятение ужасный грохот в дальнем углу. Официанты поспешили к месту происшествия. Все головы повернулись. Повернулся и я. Раздался хриплый голос уроженца американского Юга:
– Когда же будет порядок в этой проклятой столовой!
Это был мужчина средних лет, с квадратными плечами и лицом, покрытым волдырями от ожогов солнца и настолько опухшим, что, казалось, его искусали пчелы, миллионы пчел. Глаза прямо утонули в нем, а розовая кожа на лысой макушке, обрамленной густыми поседевшими волосами, натянулась, как на готовой лопнуть сосиске. Уши, похожие на огромных устриц, усиливали диспропорцию. Клочки усов не могли скрыть выступающей нижней губы, пухлой, словно медуза, и такой же влажной. Редко мне случалось видеть более неприятную личность. Женщина, неподвижно и совершенно прямо сидевшая рядом с ним – видимо, его жена, – не обращала никакого внимания на осколки на полу, – кажется, в основном от бутылок. На вид она была средних лет, с копной седеющих волос цвета пакли и лицом таким же загорелым, как и у ее супруга, только с коричневатым, а не с красным оттенком.
– К черту эту столовую! – прохрипел он на весь зал. – Идем в бар.
Постояльцы благоразумно принялись за еду, и я, вероятно, был единственный, кто наблюдал за двигающимся нетвердой походкой, покусанным пчелами супругом и его женой. Я успел еще заметить беруши у нее в ушах – вероятно, защита от скрежещущего голоса мужа, – как он, словно кренящийся корабль в кильватере своего устойчивого партнера, буквально выкатился мимо меня в бар. Я про себя оценил расторопность гостиничного персонала, в два счета справившегося с уборкой обломков кораблекрушения.
Столовая опустела.
– Кофе в баре, сэр, – пробормотал мой официант.
Опасаясь шумного сборища