Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda). Александр Иванович Чучаев
деяния; он имеет принципиальное значение не только для теории уголовного права, но и для судебной практики. В науке уголовного права нет единой точки зрения по этому поводу. Одни авторы считают возможным совершение посягательства только путем действия, другие, хотя и с оговорками, допускают и бездействие[108].
Деяние выступает родовым понятием по отношению к действию и бездействию. Однако понятие «посягательство» по объему не совпадает с понятием деяния, оно у´же последнего и предполагает агрессивное поведение, направленное на причинение смерти потерпевшему[109]. На активный характер посягательства указывали еще дореволюционные юристы. Например, Н. С. Таганцев признавал его нападением[110].
С известной долей условности можно сказать, что посягательство синонимично нападению, поэтому с объективной стороны преступление, предусмотренное ст. 277 УК РФ, может быть совершено только посредством насильственных действий, но не путем бездействия или психического воздействия на потерпевшего[111]. Правда, само понятие насилия не следует толковать чрезмерно узко и ограничивать его лишь действиями, влекущими смерть в результате механических повреждений организма потерпевшего. В этом плане важным представляется разъяснение Пленума Верховного Суда РФ, данное в постановлении от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое»: «В случаях, когда в целях хищения чужого имущества в организм потерпевшего против его воли или путем обмана введено опасное для жизни или здоровья сильнодействующее, ядовитое или одурманивающее вещество с целью приведения потерпевшего в беспомощное состояние, содеянное должно квалифицироваться как разбой»[112]. Точно так же следует расценивать как посягательство на жизнь насильственное или путем обмана введение в организм потерпевшего смертельно опасного количества наркотических средств, психотропных, сильнодействующих или ядовитых веществ с целью причинить смерть.
Сказанное обусловливает необходимость хотя бы коротко остановиться на проблеме способа совершения преступления[113]. По нашему мнению, под ним можно понимать признак объективной стороны преступления, характеризующий прием или комплекс приемов, обеспечивающих исполнение основного общественно опасного деяния[114]. Способ характеризует механизм причинения вреда объекту преступления, качественное своеобразие преступного действия, операциональные особенности[115]. Его содержание связано со всеми другими признаками состава преступления.
Характер деяния в первую очередь определяется объектом преступления. «… Подверженность тем или иным внешним воздействиям обусловлена внутренней природой того, на что оказывается воздействие, а также предметом преступления…»[116] Исходя из объекта рассматриваемого преступления и потерпевшего[117], можно говорить
См., например:
См.:
См.:
Также раскрывается его форма в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 сентября 2012 г. № 19 «О применении судами законодательства о необходимой обороне и причинении вреда при задержании лица, совершившего преступление» // БВС РФ. 2012. № 11.
А. И. Санталов вообще отождествлял эти понятия (см.:
БВС РФ. 2003. № 2.
В общетеоретическом плане проблема определения способа совершения преступления относится к числу дискуссионных (см.:
В этом случае способом совершения преступления может выступать и так называемое дополнительное деяние, или деяние вспомогательного характера, которое является служебным по отношению к основному деянию и состоит в умышленном использовании виновным дополнительных факторов, облегчающих совершение преступления (см. об этом подробно:
Известный психолог А. Н. Леонтьев пишет, что «помимо своего интенциального аспекта (что должно быть достигнуто) действие имеет и свой операционный аспект (как, каким способом это может быть достигнуто), который определяется не самой по себе целью, а объективно-предметными условиями ее достижения» (
Государственный и общественный деятели являются носителями соответствующих статусов. Но потерпевший как живой организм остается природным существом, подчиняющимся биологическим закономерностям, на уровне же созидательной психики он обращен к социальному бытию. Известный генетик Н. П. Дубинин, подчеркивая неразрывное единство физического и духовного, биологического и социального, пишет: «Человек является единством двух взаимодействующих, но качественно различных подструктур – надбиологической, обеспечивающей его социальную сущность, и биологической, составляющей предпосылку его социального существования» (