Крайний. Маргарита Хемлин
принимал роды. Но ребенок родился мертвый. Спрашивали: «От кого?» Молчит. Мила Левакова. Ей предлагают: «Мы из интереса спрашиваем, не накажем за безответственность». Молчит. И мужчины молчат. Так и не дознались.
Впоследствии Мила погибла при выясненных обстоятельствах: прикрывала отход товарищей и последней гранатой взорвала себя. Кто находился в курсе, рассказывал, что последние ее слова были с именем любимого. Но разобрать по буквам не удалось.
Много смертей я увидел лично. И длинных, и быстрых. И скажу, не таясь: ничего хорошего там нету. Только избавление.
Не буду сосредотачиваться на подробностях боевого партизанского дела. Оно известно. А еврейский партизан ничем не отличается от любого другого. Не считая того, что он еврейский.
И вот настал час братского объединения с большим отрядом под командованием легендарного украинского командира Сидора Чубара.
Тут до нас дошла информация о положении в мире. Бойцы-евреи из разных мест ничего нового нам не рассказали, хоть и имели такое желание. Что ни расскажут, мы говорим: «Знаем, а как же… У нас такое же».
Говорят: «Так что ж вы пытаете и пытаете, душу теребите и даже рвете».
А мы отвечаем одними глазами.
Лето 43-го. Путь лесной армии Чубара – от Путивля до Карпат – находился в разгаре. Проявлялось, конечно, руководство сверху, из самой Москвы.
Некоторые бойцы – и украинцы, и белорусы, и русские – пребывали в отрядах вместе с своими семьями, что задерживало движение. Но глубокие старики – только наши, еврейские. И вот вышел повсеместный приказ семьи пристраивать по селам, чтоб не разводить богадельню. Такая же задача поставилась и перед Янкелем Цегельником: рассовывай своих небоеспособных куда хочешь.
Он говорит:
– Мне некуда рассовывать.
Ему отвечают:
– Мы своих рассовываем под немцев, а ты своих жмешь за наш счет.
Янкель говорит:
– Моих убьют на месте. У них же на лбу написано. Ваши с документами, с фамилиями, не придерешься. А моим шо я напишу? Какой аусвайс?
Чубар думал-думал и решил, что на самолете отправит стариков и Хаю за линию фронта. К тому времени самолеты, и газеты, и листовки, и еду сбрасывали, и обмундирование, и оружие и то, и сё. Обоюдная связь.
Янкель устроил местное ограниченное собрание.
Говорит по-еврейски:
– Евреи! Есть приказ. Кто не может держать оружие – того за линию фронта. В мирный тыл.
Его спросили:
– А можно так, чтоб не лететь и не остаться камнем в отряде?
Янкель ответил, что можно. Идти под немцев. Люди спрячут. Но и людям плохо будет, и с вами разговаривать никто не начнет. В лучшем случае – знаете сами. А в худшем – придумывайте, что хотите, ошибки не получится.
И вот сидит Хая со своей ненаглядной костяной куклой. Сидят старики и старухи. А некоторые лежат в беспамятстве. А некоторые совсем глухие.
Переспрашивают:
– Шо он говорит?
А недослышавший им по губам переводит, что советуют