Зимний ветер. Валентин Петрович Катаев
какие радости и удовольствия сулит для него дружба с этой маленькой женщиной, которая всю свою жизнь, с раннего детства, была в него так преданно и наивно влюблена.
Они смотрели друг на друга. Он на нее – радостно, самоуверенно, а она на него – тоже радостно, но с оттенком материнского сочувствия и слишком просто, открыто для влюбленной.
Она смотрела на него, наклонив голову, и перебирала пальцами зубчатые листики роз с такой осторожностью, как будто опасалась нечаянно коснуться самих полураскрытых бутонов.
– Здравствуй, Мотя. Как я рад тебя видеть! – растроганно сказал Петя, беря ее небольшую, крепкую руку с твердой, зазубрившейся кожей на ладони.
Она смутилась и смущенно оглянулась по сторонам. Все-таки Петя был офицер, а она всего лишь простая санитарка.
Но остальные офицеры в палате еще спали, и она, немного поколебавшись, присела на табуретку возле кровати, делая деликатную попытку освободить свои пальцы из Петиной руки.
– Здравствуйте, Петя… Петр Васильевич, – поправилась она, помимо воли краснея.
– Какой же я тебе Петр Васильевич? – сказал Петя, откровенно любуясь ею.
– Вы офицер, а я нянечка.
– Это не имеет значения. Прошли те времена! – строго заметил Петя.
– Нет, имеет значение.
– Нет, не имеет.
Петя смотрел на нее, играя глазами, которые красноречиво выражали совсем не то, о чем они спорили.
Она ему положительно нравилась, гораздо больше, чем раньше, когда они были детьми.
Теперь в ней все волновало Петино воображение, в особенности ее какая-то чисто женская законченность.
Сколько ей может быть лет? Петя прикинул в уме: семнадцать, восемнадцать?
– Ну, хорошо, – сказал он наконец, – раз так, то я тебя тоже буду называть по имени-отчеству: Матрена Терентьевна. Хочешь?
И он засмеялся, сделав открытие, что ее имя-отчество совсем не подходит к ее внешности.
Мотя – другое дело. Мотя – это даже в чем-то нежно. А Матрена Терентьевна вовсе не годилось.
– Нет, моя прелесть, я никогда не буду тебя называть Матрена Терентьевна. Ты для меня всегда маленькая, симпатичная Мотя. Или, может быть, ты забыла, как мы с тобой когда-то дружили, и как собирали подснежники, и как ты меня тогда на хуторке Васютинской, под черешнями, от ревности чуть не поколотила?..
– И даже таки поколотила, – сказала Мотя усмехнувшись.
– Тем более. Ну, так дай я тебя поцелую, – сказал Петя, оглядываясь на спящих офицеров, и воровато потянул Мотю к себе.
Но Мотя отодвинулась и, серьезно глядя на него своими прелестными, чистыми глазами, сказала:
– Не трожьте.
– Почему?
– Я замужем.
– Нет!..
Петя смотрел на нее во все глаза, почти с ужасом.
– Ты шутишь!!
– Ей-богу! Святой истинный крест.
Мотя с улыбкой быстро и мелко перекрестилась.
– Каким образом?!. – воскликнул Петя, все еще не веря ее словам и думая, что она шутит.
Она все