Белеет парус одинокий. Валентин Петрович Катаев
лиману, и казалось, конца-краю не будет некрасивой кофейной воде, облитой оловом солнца. Вода была так мутна, что тень парохода лежала на ней как на глине. Путешествие все еще как будто и не начиналось. Измученные лиманом, все ожидали выхода в море. Наконец часа через полтора пароход стал выходить из устья лимана. Петя прильнул к борту, боясь пропустить малейшую подробность этой торжественной минуты. Вода заметно посветлела, хотя все еще была достаточно грязной. Волна пошла крупнее и выше. Красные палки буйков, показывавшие фарватер, торчали из воды, валко раскачиваясь остроконечными грибками шляпок. Иногда они проплывали так близко от борта, что Петя ясно видел в середине такого решетчатого грибка железную клеточку, куда ночью вставляют фонарик. "Тургенев" обогнал несколько черных рыбачьих лодок и два дубка с круто надутыми темными парусами. Лодки закачались, поднятые и опущенные волной, оставленной пароходом. Мимо горючего песчаного мыса Каролино-Бугаз с казармой и мачтой кордона широкая водяная дорога, отмеченная двумя рядами буйков, выводила в открытое море. Капитан всякую минуту заглядывал в компас, лично показывая рулевому курс. Дело было, как видно, нешуточное. Вода стала еще светлей. Теперь она была явно разбавлена чистой голубоватой морской водой. – Средний ход! – сказал капитан в рупор. Впереди, резко отделяясь от желтой воды лимана, лежала черно-синяя полоса мохнатого моря. – Малый ход! Оттуда било свежим ветром. – Самый малый! Машина почти перестала дышать. Лопасти еле-еле шлепали по воде. Плоский берег тянулся так близко, что казалось, до него ничего не стоит дойти вброд. Маленький, ослепительно белый маячок кордона; высокая его мачта, нарядно одетая гирляндами разноцветных морских флагов, отнесенных крепким бризом в одну сторону; канонерка, низко сидящая в камышах; фигурки солдат пограничной стражи, стирающих белье в мелкой хрустальной воде, – все это, подробно освещенное солнцем, почти бесшумно двигалось мимо парохода, отчетливое и прозрачное, как переводная картинка. Близкое присутствие моря возвратило миру свежесть и чистоту, как будто бы сразу сдуло с парохода и пассажиров всю пыль. Даже ящики и корзины, бывшие до сих пор отвратительно скучным товаром, мало-помалу превращались в груз и по мере приближения к морю стали, как это и подобало грузу, слегка поскрипывать. – Средний ход! Кордон был уже за кормой, поворачивался, уходил вдаль. Чистая темно-зеленая глубокая вода окружала пароход. Едва он вошел в нее, как его сразу подхватила качка, обдало водяной пылью крепкого ветра. – Полный ход! Мрачные клубы сажи обильно повалили из сипящих труб. Косая тень легла на кормовой тент. Как видно, не так-то легко было старушке машине бороться с сильной волной открытого моря. Она задышала тяжелей. Мерно заскрипела дряблая обшивка. Якорь под бушпритом кланялся волне. Ветер уже успел сорвать чью-то соломенную шляпу, и она уплывала за кормой, качаясь на широкой полосе пены. Четыре слепых еврея в синих очках гуськом поднимались по трапу, придерживая котелки.