Два капитана. Вениамин Александрович Каверин
да?
– Честное слово! Как же он? Что делает?
– Ничего, хорошо. Он в этом году школу кончает.
– Фу, чёрт! Да ведь и я же!.. У тебя его карточки нет?
Мне показалось, что Саня немного смутилась, когда я спросил о карточке. Она сказала: «Сейчас», вышла и сразу вернулась, точно вынула Петькину карточку из кармана.
– Послушай, ведь он красивый! – сказал я и захохотал. – Рыжий?
– Рыжий.
– Фу, чёрт, как хорошо! А старик? Как старик? Неужели правда?
– Что – правда?
– Судья?
– Эва! Да он уже пять лет судья.
Мы все спрашивали и перебивали друг друга и снова спрашивали. Потом Саня убежала на кухню, но я пошёл за ней и сказал, что мне без неё скучно. Это была святая правда – без неё мне сразу стало скучно.
Мы поставили самовар, затопили плиту, а потом прозвенел глухой колокольчик в передней.
– Тётя Даша!
– Ты останься здесь, – сказала шёпотом Саня, – а я её подготовлю. Правда, у неё очень сердце плохое…
Она вышла, и вот я услышал в соседней комнате такой разговор:
– Тётя Даша, ты, пожалуйста, не волнуйся. У меня очень хорошая новость, так что ты должна не волноваться, а наоборот.
– Ну, говори, коза.
– Тётя Даша, ты сегодня пироги раздумала ставить, а придётся.
– Петя приехал?
– Петя-то Петя, да не совсем. Тётя Даша, не волнуешься?
– Нет.
– Честное слово?
– Фу ты! Ну, честное слово.
– Вот кто приехал! – И Саня открыла дверь в кухню.
Замечательно, что тётя Даша узнала меня с первого взгляда.
– Саня, – тихо сказала она.
Она обняла меня. Потом села и закрыла глаза. Я взял её за руку.
– Голубчик ты мой! Да ты ли это?
– Я, тётя Даша.
– Да не во сне ли я?
– Нет, тётя Даша.
Но тётя Даша, кажется, не поверила мне, потому что снова закрыла глаза, как будто и точно уснула.
– Голубчик ты мой! Жив? Да где же ты был? Ведь мы тебя по всему свету искали.
– Знаю, тётя Даша. Это я виноват.
– «Виноват»! Господи! Приехал и ещё говорит – виноват. Милый ты мой! Да какой же ты молодец стал! Какой красавец!
Тёте Даше я всегда казался красавцем…
Что ещё вспомнить, что ещё рассказать об этой незабываемой встрече? Разве, что тётя Даша вскочила на полуслове и сказала Сане шёпотом, с ужасным выражением: «Не накормили?» Что я покатился со смеху, увидев заваленный всякой снедью стол и услышав, что это называется «закусить перед обедом».
С этой минуты я, кажется, только и делал, что ел. Рассказывал и ел. Потом тётя Даша объявила, что я грязный, и пришлось влезть в ванну и вымыться. Так прошёл день.
К вечеру, намывшийся и объевшийся, я сидел в столовой, а Саня и тётя Даша сидели по правую и левую руку и смотрели на меня с такой любовью, что мне было совестно, честное слово! Потом пришёл судья.
Охранник не наврал – старик снял усы. Он помолодел лет на десять, и теперь уже трудно было представить, что он варил мездровый клей и возлагал на него такие надежды.
Он