Нераскрытое преступление 1984 года. Юрий Михайлов
письмом. Показалось, что ему хорошо. Захотелось увидеться, но не получилось сразу: в то время я делал несколько материалов для центральной газеты, которая позже и пригласила меня на работу.
…И вот эта телеграмма.
– Ты устал… – Светлана прикоснулась к лицу. Я прижал худые пальчики к губам, стал целовать их. Слезы набежали неожиданно. В них было все: и боль за Геннадия, и радость от встречи со своей первой любовью, и тоска по ушедшим годам. Она, касаясь моего лица, шептала что-то ласковое, словно мать, успокаивающая ребенка.
Подъехали к старинному особняку с высоким чугунным забором. Красное кирпичное здание обкома едва виднелось за огромными, сочно-зелёными липами.
– Светлана Аполлинарьевна, вам несколько раз звонили из приёмной… – быстро заговорила секретарша.
– Кто?
– Помощник первого.
Прошли в просторный кабинет. Четыре продолговатых окна, почти полностью закрытых кронами лип, слабо освещали помещение. Светлана сняла пальто, я повесил его во встроенный шкаф. Подошла к столу, включила лампу с ярким зеленым абажуром из ситца. Сели: она за стол, я – сбоку, закурил.
– Детишкам пенсию хлопочем, при случае, успокой жену Геннадия. Ведь он остался членом обкома. Наш был. – И вдруг без всякого перехода: – Глупо, ох как глупо, Андрюша, что отпустила его.
– Что ты себя казнишь? Уже ничего не исправишь.
– А ты знаешь, что заявил Фетров в обкоме? Сказал, что Петров сам шел к этому ЧП. Панибратство допускал с подчиненными. Разрешал называть себя на «ты». Лез куда не надо. А дело не знал.
– Ну, а ты что?
– Вспылила, сказала, что он был любимец не только коллектива милиции. Дошла до оскорблений Фетрова, за что получила замечание от секретаря. Но он поручил генералу Миронову разобраться и доложить ему лично. Ты встретишься с Сергеем Максимовичем? Ты должен помнить его: он работал до милиции в обкоме.
– А честь мундира?
– Глупости. Миронов – не такой.
– Давай разберемся, – сказал я. – Спокойно разберемся во всем. Как Гена попал в милицию?
– Геннадий стал первым секретарем далеко не лучшего райкома. Их оперативным комсомольским отрядом никто не занимался, он по существу стал беспризорным. Дружинники почувствовали свободу, стригли длинноволосых, дрались с хулиганами, обыскивали прохожих. Стали выпивать. На это нужны, естественно, деньги. Тогда они пошли по ресторанам, высматривали подвыпивших посетителей, уводили их в штаб отряда. Там отбирали деньги, запугивали, и те молчали.
Как-то попался им в ресторане главный инженер одного солидного предприятия, отмечал получение премии. Они привели его в штаб, обнаружили при нем крупную сумму денег. Взяли все. Но он не испугался. Сказал, что будет жаловаться. Его били. Потом погрузили в машину и вывезли за город. К утру он скончался. А те – сначала пили, потом молчали. Весь город кипел, когда следствие установило, что преступники – дружинники.