Легенда о царице. Часть первая. Явление народу египетскому. Василий Фомин
фырканье над ухом вывело бродягу из состояния прострации, во время которой он, впрочем, объел весь лук вокруг себя.
– Ну, и что ты на это скажешь? – обратился он, наконец, к своему спутнику, пристроившегося к виноградной лозе. – Ах, вот ты как! Ты, может быть, предполагаешь, что эти белоснежные гиганты – это снега Килиманджаро обещают нам желанную прохладу? Или священные снега Канченджанги зовут отречься нас от суетности мира? Нет, нет и нет! со своей стороны могу сказать, что теперь я точно знаю, где мы находимся (еще бы я не знал!) и даже приблизительно, когда мы там находимся и, вот, это последнее, вызывает у меня нешуточную тревогу.
Бродяга неожиданно визгливо рассмеялся, шлепнув по земле ладонью.
– А что я там плел насчет реки – матери всего живого? Эту-то реку называют как раз наоборот – отцом, священным Хапи, а вот насчет приключений мы с тобой не ошиблись, у нас их будет здесь полная задница. Даже две задницы. Ну, почти что, – полная жопа!
Весельчак, наконец, поднялся, осмотрел себя, хмыкнул, и сказал:
– Опять я щеголял перед обществом, как свежевырожденный младенец. Итак, перед нами стоит насущная проблема, требующая срочного разрешения. Нет, ну не разгуливать же в таком виде, в самом-то деле…
Странник развел руки в стороны, продемонстрировав в каком именно виде.
– Нет, в нынешнем сезоне такой фасон не в моде и может вызвать ненужный ажиотаж, а нам он вовсе ни к чему. Надо хоть немного пополнить свой гардеробчик. Стараться надо, так же, избегать нам всяческого фурора. Кстати, вот я вижу и решение этой проблемы – оно, сейчас, прошло к реке, к тому самому, отцу всего живого, если помнишь, и в настоящий момент находится вон в тех камышах. Пойду ка, – бродяга щелкнул пальцами, – и разживусь я кой-каким бельишком, а ты стой смирно и смотри, не ввяжись в какую-нибудь хреновую историю дурную, как обычно за тобою водится на самом деле.
Почтенный Хенусет, устав орать, на работающих в поле, в поте лица, бездельников, спустился освежиться к реке. Он намочил ладони, похлопал ими по бритой лысине, как вдруг из тростника неожиданно, как-то очень уж сразу, появился некто, с радостной улыбкой на лице, с по-детски ясными глазами, одетый абсолютно ни во что, то есть совершенно голый, и сразу же затараторил, активно жестикулируя руками, а так же еще и пальцами:
– О, господин, я вижу, собрались вы совершить святое омовенье, позвольте же помочь раздеться вам.
Жутковатое порожденье тростника подошло к почтенному Хенусету, неожиданно почувствовавшему слабость в коленях, и принялось развязывать узел на его юбке, предварительно сравнив ладонью рост Хенусета со своим. Вертя бедолагу во все стороны, нахал приговаривал:
– Так, немного повернитесь, сюда, теперь, вот сюда, вот здесь развяжем узелочек, а что это так пучим мы свои глазенки, нет, нет! вот ручонками своими сучить не надо, вы только мне мешаете и ротик надо бы закрыть, а то