Врата Мертвого Дома. Стивен Эриксон
происходил сложный диалог, не понятный ни одному из малазанцев. Далеко не сразу, лишь спустя долгие месяцы жизни здесь, Дукер начал осознавать опасность такого невежества. С приближением года Дриджны подобные символы стали встречаться в неимоверном изобилии, все стены в городах вдруг стали свитками, исписанными тайным кодом. Ветер, солнце и дождь надёжно очищали свитки, чтобы освободить место для следующих реплик.
А им, похоже, сейчас о многом надо сказать друг другу.
Дукер встряхнулся, пытаясь расслабить напряжённые плечи и шею. Все предупреждения, которые он посылал Высшему командованию, судя по всему, оставались неуслышанными. В этих символах была система, но Дукер, видимо, оказался единственным малазанцем, который желал расшифровать этот код или, по меньшей мере, осознавал опасность невежества в подобных вопросах.
Он поглубже надвинул капюшон, пытаясь прикрыть лицо от дождя, и почувствовал, как струйки воды потекли по предплечьям, когда широкие рукава балахона-телабы на миг открылись под ливнем. Отпечаток уже смыло начисто. Дукер зашагал дальше.
Потоки воды лились с вымощенных булыжниками террас под стенами дворца и устремлялись в канавы, пересекавшие каждые улицу и переулок. Напротив мощной дворцовой стены навесы над крошечными лавочками опасно накренились. Из холодных теней в щелях, что считались здесь прилавками и витринами, Дукера провожали взглядами мрачные торговцы.
За вычетом несчастных ослов и редких вьючных лошадей, улицы были практически пусты. Несмотря на прохладные ветры, которые изредка дули с моря Сахуль, Хиссар был городом, рождённым засушливым жаром пустыни. Хоть Империя и сделала этот порт своим главным местом высадки, город и его обитатели жили, словно повернувшись к морю спиной.
Дукер оставил позади узкие улочки и старые дома под стенами дворца и вышел к колоннаде Дриджны, которая копьём пронзала сердце Хиссара. Ветви гульдиндх, обрамлявшие проезжую часть колоннады, безостановочно дрожали оттого, что дождь поглаживал их охряную листву. По обеим сторонам тянулись приусадебные сады – в большинстве своём не огороженные, открытые для глаз прохожих. Ливень сбил цветы с кустов и карликовых деревьев, заполнив тротуары белыми, алыми и розовыми лепестками.
Историк пригнулся, когда порыв ветра плотно прижал телабу к боку. Дукер почувствовал на губах привкус соли – напоминание о том, что в тысяче шагов справа бушует море. Там, где улица, названная в честь Бури Апокалипсиса, резко сужалась, проезжая часть превратилась в месиво из расколотой брусчатки и глиняных черепков, а гордый орешник уступил место кустарнику пустыни. Эта перемена застала Дукера врасплох, и он оказался по щиколотку в грязной воде, прежде чем понял, что вышел на окраину города. Щурясь от потоков дождя, историк огляделся.
Слева, едва заметная за струями воды, тянулась стена имперского гарнизона. Из-за её высокого гребня к небу пробивался дым. Справа, намного ближе, располагалось хаотическое скопление кожаных шатров, коней, верблюдов и повозок – лагерь торговцев, которые