Изгнанники. Артур Конан Дойл
предана.
– Но не любили?
– К чему ваши попытки проникнуть в тайны женского сердца?
– Вы не любили его, Франсуаза?
– Во всяком случае, по отношению к нему я честно исполняла свой долг.
– Так это сердце монахини еще не тронуто любовью?
– Не спрашивайте меня, ваше величество.
– Оно никогда…
– Пощадите меня, ваше величество, молю вас!
– Но я должен знать, так как от вашего ответа зависит мой душевный покой.
– Ваши слова огорчают меня до глубины души.
– Неужели, Франсуаза, вы не чувствуете в вашем сердце слабого отблеска любви, горящей в моем?
Монарх встал и с мольбой протянул руки к своей собеседнице. Та отступила на несколько шагов и склонила голову.
– Будьте уверены только в том, ваше величество, – произнесла она, – что люби я вас, как никогда еще ни одна женщина не любила мужчину, то и тогда я скорее бы бросилась из этого окна вниз на мраморную террасу, чем намекнула бы вам о том хотя бы единым словом или жестом.
– Но почему, Франсуаза?!
– Потому, ваше величество, что моя высочайшая цель земной жизни заключается в том, так, по крайней мере, мне кажется, что я призвана обратить ваш дух к более возвышенным делам, и никто так хорошо не знает величия и благородства вашей души, как я.
– Разве моя любовь так низка?
– Вы растеряли слишком много времени и мыслей на любовь к женщинам. А теперь, государь, годы проходят и близится день, когда даже вам придется дать отчет в своих поступках и в сокровеннейших мыслях. Я хочу, чтобы вы употребили остаток жизни на устроение церкви, показали благородный пример вашим подданным и исправили зло, причиненное, может быть, в прошлом.
Король повалился в кресло.
– Опять то же самое, – простонал он. – Да вы еще хуже отца Лашеза и Боссюэ.
– Ах, нет! – весело перебила она с не изменявшим ей никогда тактом. – Я надоела вам, сир, между тем как вы удостоили меня своим посещением. Это действительно черствая неблагодарность с моей стороны, и я получила бы справедливое наказание, если бы завтра вы не разделили со мной одиночества, омрачив таким образом весь мой последующий день. Но скажите, государь, как подвигаются постройки в Марли? Я горю от нетерпения узнать, будет ли действовать большой фонтан.
– Да, он прекрасно работает, но что касается построек, то Мансар слишком отодвинул правый флигель. Я сделал из этого человека недурного архитектора, но все же еще приходится учить его многому. Сегодня я указал ему на его ошибку, и он обещал мне все исправить.
– А во что обойдется эта поправка, ваше величество?
– В несколько миллионов ливров, но зато вид с южной стороны будет гораздо лучше. Я занял под здание еще милю земли вправо – там ютилась масса бедноты, хижины которых были далеки от красоты.
– А почему вы не совершали сегодня прогулки верхом, ваше величество?
– Это не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Было время, когда кровь во мне закипала при звуке рога или топота копыт, но теперь