Полтора килограмма соли. Татьяна Леонтьева
тот научил нас декламировать. Перед каким-то фестивалем детского творчества. Сочинять-то мы сочиняли, но на публике обычно терялись и мямлили, а то и вообще забывали строчки от волнения.
Лемешев загнал нас тогда на сцену и заставил читать одно и то же раз двадцать. Чпоксу он говорил:
– Ну нет, матушка моя, это никуда не годится. Ну-ка погромче и без каши во рту.
В конце концов Чпокс разревелась прямо на сцене.
…Встречу решили проводить не в актовом зале, а в кабинете русского языка.
Мы спускались по лестнице, стуча себе по ногам мешками со сменной обувью. Внизу нас встречала Наталка.
– Ну что, пришел Лемешев? – спросила Белка.
– Пришел! – отозвалась Наталка. – Сидит там с Ярославцевым. На машине приехал.
– А ты его вообще видела – Лемешева-то? – уточнила я.
– Неа! – сказала Наталка.
Мы сгруппировались у двери. Белка заглянула в замочную скважину:
– Девчи! Это не Лемешев! Это Кова-а-аль!
Чпокс отпрянула.
– Да ладно вам, какая разница! – удивилась Наталка и рванула дверь на себя.
Коваленко с Ярославцевым сидели за учительским столом, как преподаватели на экзамене. Мы на цыпочках пробрались на задний ряд.
Ярославцев проверил, всели в сборе, и объявил:
– Вот, ребята, Лемешев, к сожалению, сегодня прийти не смог, и я пригласил Алексея Коваленко. Замечательный поэт, с которым я вас давно хотел познакомить… Хотя многие, кажется, уже знакомы…
Чпокс хмыкнула.
Ярославцев вытянул руку в сторону Коваленки, предоставляя ему слово.
Тот не смотрел ни на кого из нас и листал бумаги в розовой пластиковой папке. Рядом с ним лежал сотовый телефон, на который он то и дело поглядывал. И вообще вид у него был деловой и суровый, как будто он думал: «Не до вас мне, малыши. Но раз уж друг просит…»
Коваленко читал по бумаге, многие стихи я уже знала, но незнакомые не запомнились, потому что все это время я лихорадочно придумывала вопрос. В конце выступления ведь можно задать вопрос! Например, такой: «Кому вы посвящаете свои стихи?» Или так: «А у ваших героинь есть прототипы?» Нет, лучше так: «А у ваших героинь один прототип или несколько?» И главное – не покраснеть. Ну черт, если уж подумала, так покраснею теперь наверняка, это уж как пить дать…
После стихов Коваленко откашлялся и наконец поднял глаза на аудиторию. Но все глядел куда-то в дальнюю стенку, на портрет Пушкина работы Кипренского.
– Надо, наверное, рассказать немного о себе. Вырос я в небольшом городке Прокопьевске. В старших классах начал писать стихи, публиковался в местной многотиражке. Хотел заняться журналистикой, но… в общем, неважно, – сбился он и начал с другой ноты: – Закончил томский мехмат, преподавал. Кандидат наук, доцент…
– А сейчас? – выкрикнул паренек из первого ряда.
Коваленко уставился на него, как на блоху, с брезгливым недоумением.
– А сейчас бизнесом занимаюсь… но это к делу не относится. Готовлю новую книгу к публикации.
Коваленко взял со стола телефон и стал его вертеть в руках.
– Ишь, Коваль, понтуется! –