Дикая весна. Монс Каллентофт
детская щека.
«Кто же ты?» – думает Малин о погибшем ребенке, направляясь к Свену. Теперь в его глазах нет ни страха, ни паники. Только целенаправленность, продиктованная опытом.
– Поехали в отделение, – говорит он. – Соберемся и постараемся прояснить картину.
Поначалу Малин проехала мимо квартиры папы и мамы по Барнхемсгатан, не останавливаясь, чувствуя, что должна ехать прямо в отделение полиции в старом квартале. Но потом все же развернулась и подъехала к дому.
«Мне нужно домой, нужно к Туве и папе, я должна прийти на поминки и исполнить свой долг».
Машину она припарковала на старой автобусной площади, где один из многочисленных бомжей рылся в урне, а компания девочек-подростков в коротких юбках и тонких блузках направлялась куда-то вместе с парнем постарше, одетым в пуховик.
Даже здесь ощущался запах гари – чуть уловимый оттенок в воздухе смешивался с запахом собачьих испражнений в парке Садового общества – всех тех зимних испражнений, которые собачники были не в состоянии собрать на морозе, и теперь потихоньку оттаивающих на весеннем солнце.
На улицах лежат остатки песка, которым их посыпали. Иногда асфальт под ногами предательски скользкий, как напоминание, что холод ушел совсем недавно. Малин тщетно пыталась избежать этого чувства на парковке, и теперь она стоит у окна в гостиной родительской квартиры, где когда-то стояли на подоконнике ныне давно увядшие растения. Малин оглядывается, прислушивается к звукам, которые издают папа и Туве на кухне.
Гости уже разошлись.
Кофе весь выпит, но жирный, тяжелый запах пирожных и бутербродного торта все еще висит в воздухе, от чего у Малин просыпается голод.
В кухне папа стоит у мойки, быстро водя щеткой по старинному фарфору; Туве вытирает свежевымытую посуду.
– В холодильнике есть еда, если ты проголодалась.
Он улыбается Малин, смотрит почти с облегчением. «Ты теперь свободен, папа, не так ли?»
– Я не голодна, – отвечает она.
– Ты должна была проголодаться, – говорит Туве. – Съешь чего-нибудь.
Малин открывает холодильник и берет с бутербродного торта несколько креветок.
Прямо перед ней в холодильнике – бутылка мандаринового ликера.
Тяга к спиртному ударяет в живот, в сердце, в душу, и Малин произносит:
– Туве, ты обожала такие вот креветки из банки, когда была маленькая.
– Не представляю себе, – отзывается Туве. – Мне кажется, у меня все же был хоть какой-то вкус. Я ведь не ела этих креветок прямо из банки?
Папа смеется, но смех тут же обрывается.
– В четверг встреча по поводу наследства, – говорит папа. – У адвоката Страндквиста. В два часа в его конторе на улице Святого Ларса, двенадцать. Это необходимо сделать.
«Ясное дело, необходимо», – думает Малин. И против своей воли начинает думать о наследстве, оставшемся от мамы, – знает, что в нынешней ситуации папа получит все, однако жадность сжимает