ВПЗР: Великие писатели Земли Русской. Игорь Свинаренко
подкорку, войдут в кору…
– …и возьмут керн.
– Да… Найдут некое месторождение. Все было абсолютно так!
– Вам было сколько тогда?
– Человек попадает в критические точки, по моей трактовке восточного календаря, в 6 лет, потом в 18, 30, 42, 54 года. Вот у меня раз это было в 54. Человек в этом возрасте проходит нижнюю точку цикла. Шесть лет – это перед первым сроком, когда человек в школу идет. В 18 – в армию. В 30 жениться пора, в 42 – осуществиться, в 54 – может и концы отдать? Ну, там, плюс-минус… Все это, впрочем, условно. Но тем не менее – когда проходишь эти точки, надо к себе быть очень внимательным. Раньше было другое отношение к возрасту, а теперь все стали какие-то вечные.
– В каком смысле?
– Как еще Солженицын в «Крохотках» сказал про советского человека – «Мы не умрем». А впрочем, может, это и правильно. Не думать о ней ежесекундно. Главное – чтобы помереть не позорно. «Господи, я не готов!» – строчка из любимого негритянского spiritual. Я много занимался нашим негром Пушкиным в последнее время и увидел, что на всем протяжении жизни у него – готовность умереть сопровождает повышенную активность жизни.
– Много написано о том, что Пушкин был глубоко религиозен… Отсюда, наверно, и готовность?
– Верующим он был безусловно!
– Но когда пишут о его глубочайшей религиозности – что вы думаете?
– Конечно Пушкин, бедный, подпадал под действие всех идеологических кампаний, какие только были возможны. Кого только из него не пытались сделать! А он просто был живой. На все смотрел открытыми и честными глазами. Поэтому мог выражать весьма противоположные точки зрения.
– Вот как вы, например.
– Ну… А если я не хочу стоять и с Пушкиным рядом? Если человек независим – то он независим. И его никуда не удастся приписать. Пушкина не надо истолковывать, его надо хоть раз прочесть. Он не Христос и не Антихрист. Глупо ставить нас перед таким выбором!
– Вы были в одном клубе с Виктором Астафьевым.
– В каком?
– Как в каком? В Русском Пен-клубе.
– Я не уверен…
– Однако есть такая информация. Вы с ним очень разные, я вот о чем.
– Эта граница между почвенниками и горожанами, – ее же искусственно провели… Ему, правда, было не до этого деления, он был самостоятельной фигурой. Астафьев был мужик смелый, открытый. Им гордилась вся область, и даже обком ему помогал. Он был одновременно великий писатель и областного, и всесоюзного масштаба. Так что…
– А как ему пенсию перестали платить местные начальники, когда он стал власть поругивать? Как же им было не стыдно у него пенсию забирать!
– А им никогда ничего не стыдно.
– Вы часто говорите о том, что не считаете себя элитой, – а кто ж тогда по-вашему элита?
– Элита – это какой-то вообще дерьмовый термин. Какая у нас может быть элита, когда всю породу уничтожили большевицким геноцидом? Последовательно же классы уничтожались!
– Вы