Церковь воинствующая. протоиерей Владимир Чугунов
обрадовалась, стала повествовать ему о своих переживаниях, а он будто и не слышит. Говорит:
– Вы о Екатерине Николаевне не горюйте, довольно она пострадала, пришла ей пора и отдохнуть.
А Екатерина Николаевна была родной сестрой Елизаветы Николаевны и жила в Москве. Батюшкины слова, разумеется, удивили Пазухину.
– А что это вы, батюшка, говорите про Екатерину Николаевну, как про покойницу? Здоровье у неё, конечно, и всегда было неважное, но, слава Богу, она жива.
А батюшка ей опять:
– Да-да, много она помучилась, но теперь отдохнёт. А Вы не горюйте.
С тем и ушёл.
И осталась бедная барыня в ещё большей тревоге – к переживаниям о муже прибавилось ещё беспокойство о сестре. А вскоре и письмо от мужа пришло. Оказывается, не писал потому, что, как думал, скоро вернётся, но задержала Екатерина Николаевна. Когда он прибыл в Москву, она хворала. Все думали, поправится, а она вдруг умерла. И умерла-то как раз в тот день и час, когда отец Алексий приходил.
У помещика Шипилова жила в усадьбе птичница Пелагея Тюрина. Её муж, Гаврила, был человеком жестоким и постоянно бил жену. И сама Пелагея и видевшие всё это безобразие соседи были уверены, что он когда-нибудь её убьёт. Как-то в отчаянии пришла она просить заступничества у отца Алексия. Помолившись вместе с нею, батюшка отпустил её с миром, сказав, чтобы она больше не беспокоилась, муж её больше не тронет. Ко всеобщему удивлению несколько дней подряд прошли спокойно. Потом приехал барин и вызвал к себе Гаврилу. Вышел он на себя не похожий – бледный, глаз не смеет поднять. Пелагея даже обмерла от страха. Ну всё, подумала, сейчас станет бить, но муж не тронул её. Со страхом ждала она ночи, думая, что тогда уж точно ей смерти не миновать. Но и ночь прошла без побоев. А также и все последующие дни. И так до самой смерти, как и предсказывал отец Алексий, муж; ни разу больше не обидел её.
Бортсурманская крестьянская девушка Евфимия Аникичева собралась как-то идти в Киев на богомолье и пришла к отцу Алексию за благословением. Он сказал, что во время путешествия ей придётся нести тяжкий крест. Её это так напугало, что она подумала отказаться от путешествия, но отец Алексий уговорил её не отступаться, надеяться на помощь Божию, уверяя, что это не последнее её паломничество, и что она потом ещё раз побывает в Киеве. Доверившись батюшкиному слову, Евфимия благополучно дошла до Киева. А на обратном пути разболелась. Больную, измученную, её никто не хотел принимать, когда она просила крова и отдыха. Лишь в одном месте ей дали кров на три недели. А через три недели, будучи ещё очень слабой, она пошла дальше и, как сама рассказывала потом, порою целыми днями лежала возле дороги, подчас продвигаясь даже ползком. Но до Бортсурман всё же дошла, а позже и в самом деле ещё раз побывала в Киеве.
После своего паломничества Евфимия частенько посещала отца Алексия – когда дров ему принесёт и печь истопит, а когда и полы и в его келье и во всём доме намоет. Как-то заметив на одежде отца Алексия кровь, Евфимия забеспокоилась