В садах Эдема. Владимир Данчук
она лепечет:
– А я… а я… сяма ухэ… сяма ухэ… звава отесиньку… Я кибя ухэ звава…
Такая жалость (мне неприятно, что она так меня боится). Не моргнув глазом, я самым мягким голосом подхватываю предложенный вариант, будто и пришёл, потому что она меня позвала, и ничего грозного нет в моём приходе.
– Ах, так ты меня уже звала?
– Звава…
– Ну, вот и умница! Вот и молодец! Сама позвала отесиньку, чтобы уснуть. Ведь так, Лизанька?
– Га… – кивает она.
– Идём-ка, – беру её на руки и переношу в кроватку. – Вот так, моя хорошая. Теперь давай накроемся… вот… закрывай глазки… Всё, теперь спим!
Я вполголоса пою «Господи, помилуй» и «Богородицу», краем глаза слежу за Лизой. Она чуть-чуть ворочается с закрытыми глазками, ковыряет в носике. Я ей не мешаю – лишь бы уснула. И она засыпает через 8 минут.
…И вот опять пью чай, и опять слышу крики и возню в комнате, слышу голос Олечки:
– Ах, так! Что ж, пойду – скажу отесиньке…
И отчаянный вопль Лизы:
– Нек! не хади!.. Не гаваи ему ничиво!
– А будешь послушной девочкой?
Оля стала такой мягкой и уступчивой – то ли роды приближаются, то ли я всё время дома и отучил её от «руководства»?
Два дня я снова работал в Покровском соборе: с Андреем Захаровичем, самым, пожалуй, симпатичным стариканом из церковных, мы ремонтируем крышу храма. Работа нудная и тяжёлая, под палящим солнцем на железной крыше. Зато высоко, и полгорода видно. Но сегодня он дежурит на воротах, и у меня – свободный день (в библиотеке давно не бывал).
С устройством пока ничего не выходит, всё время попадаются какие-то варианты, отнимают дни и ничем не оканчиваются. Вот теперь и Андрей Захарыч обещает устроить меня дворником на Самарской улице, рядом с храмом. Жду результатов, чиню крышу, деньги пока есть.
Неделю назад Машин Юра уехал к своим родителям в Среднюю Азию, вконец поругавшись с тёщей. Маша печальна, но матери оставлять не хочет – старенькая…
От Танечки посылка пришла и письмо грустное: «Я целый день вас вспоминаю, и всё мне плакать хочется, что не скоро ещё увидимся». Сообщает о Мише, о его впечатлениях от встречи с нами: «Миша говорит, что Олечка – тишина и чистота, а Володя – резкий в суждениях и раздражён. Вот уж не поверю про Володю, а про Олечку – точно. Про Лизаньку сказал, что она разбаловалась, а про маму вашу – покорная».
Вот что значит глядеть извне! Впрочем, Мишу можно понять – он привёз целую стопку рукописей: две повести, 6 рассказов и две статьи (400 стр.), и мы всё это тщательно обсудили. Мне понравилось немногое, оригинальными показались три рассказа: «Пролог» – от лица двухлетнего младенца, «Охота» – от «лица» оленя, и «Василий» – от «морды» кота. Олечка с большим одобрением приняла его работу о Великом инквизиторе (что и говорить, неплохо! но это конспект Розанова).
Наташа купила своему Гене машину «Москвич». Мы и не подозревали, что у кого-то из наших знакомых могут быть такие деньги. Чудо какое-то.
– Лизанька,