В садах Эдема. Владимир Данчук
пик’еены… – Она подёргала свою ручку, покряхтела и вопросительно добавила. – А?
– Ну, как-нибудь открути, Лизанька. Очень мне нравятся маленькие ручки.
Лиза ещё больше заволновалась, заговорила громко:
– Как хэ я откутю? Они хэ во как п’ыгаюк (прыгают), а не кутятся.
– Ну, пожалуйста! – не отстаёт маминька.
– Миня вег Гасьпог так сдевав. Маинькие утьки сдевав. И никтё не мохэт мои утьки носить – ни отесинька, ни бабухка… У кибя свои утьки…»
Иногда плачущим голосом говорит:
– А я асти ни хочу!
Оля её поддерживает:
– Ну, и не расти, Лизанька.
– А как хэ? Я вег кухаю!
Я снова наращиваю темп чтения: пересмотрел у батюшки стопку Журналов Московской Патриархии: интересные статьи встречаются редко, в дореволюционных журналах содержание было богаче – даже просто фактами. Наткнулся, правда, на статью Флоренского – не знал, что его имя выплывает из-под запрета; судя по содержанию, это кусок из «Водоразделов мысли», и по «кусочности» своей он показался мне не совсем внятен. Наткнулся на машинописную брошюру, озаглавленную просто «Литургия» и подписанную скромно «преосв. Иоанн» (похоже, это труд нашего владыки). Вполне академична, как курсовая или дипломная работа.
Далее: статьи Соловьёва, «Идеалы христианской жизни» Поселянина, «Глас Доброго Пастыря», «Покаянный канон» св. Андрея Критского, переведённый стихами… И новеллы Томаса Манна на немецком – единственно художественное произведение для меня в этом месяце. Ах, нет! Ещё «Ифигения в Тавриде». И начал читать Шиллера.
Вновь похолодало; третий день подряд выпадает снег; дни пасмурны. Я приболел немного, но уже выздоравливаю; зато заболевает Лизанька. Тёща уехала – в Ригу – покупать шубку для Лизаньки. Милые мои сидят дома одинёшеньки.
Дал Лизаньке стопку адаптированных немецких книжек. Сложила их стопкою, считает:
– Ась! Гва! К’и!.. Вок! цеую скопку (целую стопку) бугим чикать!
С нами читают и зверушки – собачку Тимку учу я:
– Мяу-мяу!.. Гав-гав-гав!..
У Лизаньки – лисёнок. Соображает по ходу сама:
– Мяу-мяу!.. лись-лись-лись!..
Теперь я – медведь. Лизанька кормит меня из ладошки:
– А эко бугек поспеххэе (будет поспевшее) ябако (яблоко). Ну, кухай, кухай…
Я, громко чавкая, вылизываю пустую ладошку. Лиза одобрительно кивает моим стараниям, спрашивает:
– Исё?
– Ещё! – рычу я.
Старательно кормит. Потом прыгает по дивану, смеётся, поёт:
– Кы нам очинь поннавийся, буый мег вег! (ты нам очень понравился, бурый медведь).
Играют с маминькой в почту. Лизанька набивает книжками и игрушками коробку, с трудом закрывает и, взяв её подмышку, подходит к маминьке. Доверчиво и выжидающе поднимает глаза, говорит робко:
– Кук-кук!
– Кто там? – официально спрашивает маминька.
Едва ли не упавшим голосом Лиза отвечает:
– Девачка Лизинька…
– Здравствуй, девочка Лизанька.
– Згаськуй…
– Ты посылку принесла?
– Га…
– Хорошо.