В садах Эдема. Владимир Данчук
сном Лизанька всё жаловалась на животик. Я так запечалилась этим, что, качая кроватку, всё думала о Лизанькиной болезни, и мысли мои от непроницаемости и растерянности вдруг вылились в молитву о Лизанькином исцелении, в сокрушение о своём неверии и неблагодарности. Лизанька лежала тихо-тихо в кроватке, и я думала, что она уже уснула. Но вдруг она подняла головку от подушки и позвала меня.
– Что, Лизанька? – наклонилась я к ней.
Сонным голосочком она сказала:
– Пупотек пеестав боеть… (пупочек перестал болеть)
Меня это так поразило. Я зашептала ей на ушко:
– Это Господь тебя исцеляет. Я всё время молюсь о тебе.
– Ну, катяй, катяй (качай)… – пробормотала она и тут же уснула».
Вечером заигрался с Лизою, и она меня так полюбила, что попросила лечь с нею; разумеется, мы уснули втроём, и я проснулся только час назад. Не знаю, что делать – то ли спать ложиться, то ли уже окончательно вставать. На работе устаю до изумления – может, это весна так действует? По вечерам просто борюсь с сонливостью. В библиотеку езжу редко, и целая неделя ушла у меня на то, чтобы сделать выписки из 2-ой части «Семирамиды».
Кроме того, прочитаны «Великая реформа» и «Der Papst aus Osten» о современном папе из поляков (было любопытно узнать о треволнениях католической церкви; о политических заботах нашей Церкви я почти ничего достоверного не знаю – только из разговоров на московских кухнях; впечатление таково, что этот папа сопротивляется усилиям превратить Церковь в демократическую говорильню, что весьма похвально – на первый взгляд).
Юбилейный, 1911-го года, сборник статей о «великой реформе» написан сплошь либералами; ну, и народ – кажется, они и рождаются с кислыми физиономиями; в действиях власти, в государственной и хозяйственной жизни видят только негатив; всё плохо – без них… Они ещё не знают, что через шесть лет им будет дана возможность «поруководить».
Реформы Александра Освободителя – это настоящая революция в жизни России. И никем ещё её последствия не рассмотрены и не исследованы – хотя бы в общих и крупных чертах (экономический взлёт, обнищание значительной части крестьянства, рост богатства и – одновременно – оппозиционных до радикальности настроений). По крайней мере, мне таких работ не попадалось.
На прогулке: Оля, от избытка чувств, потянулась поцеловать маленькую девочку, которая сидела у меня на руках, и, поцеловав, сказала:
– Ах, не расти больше, Лизанька! будь такой всегда!
– А хто хэ бугек книхки зёськие (взрослые) чикать? – возразила Лиза.
А перед сном лежали на диване, разговаривали, смеялись, Лиза была с нами ласкова и приветлива. Гляжу: улыбаясь, похлопывает Олю по спине своею маленькою ручкою. Я в этом жесте угадываю полноту удовольствия.
– Твоя маминька? – спрашиваю с улыбкой.
Кивает:
– Моя.
– И моя тоже…
Она отрывается от Оли и говорит назидательно, строго на меня глядя:
– Эко моя маминька, а квоя Оечка, Ойга…
И деньги кончаются.
Был