Откровение Егора Анохина. Роман. Петр Алешкин
прокуренным голосом бойко прокукарекал:
Мы в Совдепии живем
По теории
И мякинушку жуем
По категории.
И тот же самый задиристый, молодой ответил еще более дерзко:
Ленин Троцкому сказал
– Пойдем Лейба на базар.
Купим лошадь карию
Накормим пролетарию.
Бойцы заградительного отряда прекратили плясать, дружно двинулись туда, откуда доносился задиристый голос, но перед ними плясали, путались под ногами, не давали пройти. Красноармейцы стали расталкивать девок, парней. Эскимос сдвинул гармонь. В тиши стали слышны сердитые вскрики:
– Ты чего пихаешься?
– В лоб хошь?!
– Кого?
А кто-то звонко крикнул:
– Орлы, убирайтесь отцеда, пока черепки целые!
Настенька, сжимая руку Егора, прошептала:
– Пошли отсюда!
Он с колотящимся сердцем стал выбираться из толпы. Она за ним. Отошли и, взявшись за руки, двинулись по лугу по направлению к мосту через Криушу. Шум позади стихал, снова заиграла гармонь.
Помнится, небо в ту ночь было серебристо-звездное, безлунное. Справа, на чистом горизонте, на бугре, чернела мельница с крестом крыльев. Поле впереди, за рекой, светлело вызревшей рожью. Когда перешли мост без перил и пошли по берегу, стал слышен легкий шелест сухих стеблей. Ветра не было, и казалось, что кто-то невидимый осторожно ходит по полю, тихонько раздвигая колосья. Пахло от реки парной водой, тиной, а от поля особым волнующим запахом спелого хлеба. Кузнечики стонали, млели от нежности. Темнели густые кусты ветел на другом берегу. Разве вспомнить теперь, о чем они говорили? Скорее всего о будущей совместной жизни, о предстоящем завтра сватовстве, о свадьбе, которую договорились не оттягивать на осень, сыграть скоро и скромно. Осталось в памяти ощущение нестерпимого счастья, и казалось тогда, что счастье это бесконечно, что нет силы, что может разъединить их. Потому и не дрогнуло сердце тревогой, когда окликнул их незнакомый мужской голос у колодца возле поповой избы.
– Эй, голубки, погодите минуточку!
Свет из окон поповой избы, приглушенный занавесками, освещал темные кусты сирени, стволы кленов. На белых занавесках лежали спокойные тени сидевших за столом.
Подошли двое. Егор узнал бойцов заградительного отряда. Один, тот, что пониже ростом, вертлявый плясун.
– Долго вас ждать пришлось, – сказал он, посмеиваясь чему-то. – Нагулялись? Пора баиньки. Ты, длинноногачий, дуй домой… Мамаша заждалась!
– Сейчас провожу и пойду, – согласился смиренно Егор.
– Да не, ты не понял… Ты иди спать, а ей еще рановато. Ступай добром, будь щедрым, попользовался – другим дай… – Плясун ухватил Настеньку за руку, а мордастый боец сильно толкнул Анохина в грудь, буркнув:
– Ступай, ступай!
Егор от удара попятился и, закипев, со всей силой двинул в белевшее в темноте круглое лицо красноармейца.