Твой след ещё виден…. Юрий Марахтанов
бы многочисленных вождей с их окружением по-человечески, не долбя раз за разом кремлёвские стены.
Перед отъездом в Италию, будто предчувствуя, что это надолго, Саша отправился в деревню, к бабушке, которую чуть ли не силом хотели перевезти в город, но она так и не согласилась. Здесь, в упрятанной от трасс и дорог деревне, он прожил летние детство и юность, здесь были корни его мамы; но порыбачить, посидеть вечером на церковной горе, любуясь заречными просторами, приезжал и отец. Церковь давно рушилась, приход ликвидировали. Служб Саше услышать не привелось. И если во времена давние родина мамы называлась «село», то без церкви оно превратилось в «деревню». Пастыри духовные ушли, и заботились теперь о душах детей, внуков, правнуков – своих и чужих, как, впрочем, и в других деревнях России: лёсыньки, мотеньки, морозихи, да окуленьки. Сколько этих старух с полузабытыми именами – не счесть.
Бабушку звали Александра, а в деревне Лёсынька. Ничего религиозного она Саше не навязывала, разве исподволь скажет, когда он, обиженный кем-нибудь из коренных деревенских сверстников, схватится мстительно за прут или пуще того – за палку.
– Господи, помилуй ненавидящыя и обидящыя мя…
А однажды, когда пололи морковь, согнувшись в три погибели, услышав из-за плетня соседкино: «Бог в помощь», – Саша – пионер до мозга костей – обозленный не ко времени навязанной трудовой повинностью, буркнул в сердцах:
– Бога нет.
Бабушка не стала с ним спорить, сказала только:
– Не говори того, чего не знаешь. Можешь верить или нет, но не делай никому зла, и это будет по-божески. Пойдём в дом, передохнём, – и они сидели в светлом доме, где всегда, сколько он себя помнит, висели три небольшие иконы.
Пили молоко, а бабушка между делом рассказывала.
– Он, Кулёк-от, верёвки-то на кресты накидывал. Потом уж лошадью дёрнули, порушили всё. Лошадь жалко, умная была. Как раз под Пасху поехал он верхом в район, да в галоп её – пьяный был. Она всю жизнь в телеге. А дороги по весне у нас сам знашь какие – склизкие. В Марьином враге и сверзнулись. Лошадь ногу сломала, пристрелили её потом. А Кулёк в спине что-то нарушил. Парализовало. С тех пор лежал, почитай три пятилетки. Еле умер.
Когда Саша уезжал в Италию, она подарила ему Молитвослов, который открывался простым: «Начатки христианского учения, которые необходимо знать каждому православному христианину». Перекрестила:
– Чужеверная там страна. «Опять возвратитися благоволи… Благословен ты, Господи! Научи его уставам твоим».
Живой он бабушку Сашу не увидел больше. Имя её носил, Молитвослов начал читать из любознательности, стал заглядывать и в Библию, которую подарили ему вездесущие мормоны – всучили, можно сказать, в Англии, кажется. Но любопытство или доставшаяся от отца проницательность, с годами заставили читать серьёзно. И уже постепенно заработала не только разумная часть души, но и та, которую физически объяснить было трудно.
После четырёх ракатов полуденный салят закончился. Кто-то поднялся