Клудж. Книги. Люди. Путешествия. Лев Данилкин
кроме того, я же все-таки остался в фильме.
В самом деле?
– Я есть там в сцене с вечеринкой. Когда Бриджит Джонс произносит речь, камера наезжает на шокированных гостей, среди которых в первом ряду стоим мы, писатели, – я, Ален де Боттон, еще кое-кто.
– И что, прямо-таки можно вас разглядеть?
– Конечно, целых три раза.
(Тут в самый раз будет вспомнить якобы существующую русскую поговорку, поставленную Барнсом эпиграфом к «Как все было»: «Врет как очевидец». Если просмотреть этот эпизод несколько раз в режиме slow, то на пятый можно разглядеть похожего на него человека со стаканом белого вина в руке.)
– Нельзя сказать, чтобы я был обижен или удивлен тем, что они меня заменили, – им ведь надо было прокатывать фильм на Среднем Западе Америки, и хотя можно предположить, что они могли там что-то слышать о Салмане Рушди, но уж точно не обо мне. Так что это было правильное коммерческое решение продюсеров. Но, подумаешь, в книге-то я, а ведь гораздо важнее быть в книге, чем в фильме, ха-ха.
Встреча Бриджит с Барнсом – всего лишь очередной комический социальный провал мисс Джонс; но в их столкновении можно разглядеть и кое-что еще. Подмененный в фильме, в романе и сам Барнс некоторым образом замещает другого писателя. По существу, Бриджит Джонс – героиня, взятая Филдинг во временный лизинг у Флобера, современный вариант Эммы Бовари, тогда как Барнс – патентованный местоблюститель французского писателя. Соответственно, тонкость этого эпизода состоит в том, что их встреча – это свидание героини, через голову Барнса, со своим подлинным автором.
– А теперь вы не стали более узнаваемым, чем Салман Рушди?
– Слушайте, понятия не имею, насколько я популярен; не уверен, что писателю следует думать на эту тему слишком много.
– Будь вы сейчас режиссером, вы бы заменили персонажа Барнса или оставили?
– Да пожалуй что, заменил бы – правда, Рушди я бы сейчас уже не взял на эту роль, как-никак пять лет прошло. Кто бы мог меня заменить?
Тут он замечает некоторую комичность этой реплики, и тут же будто надувает ее гелием и отпускает в самостоятельный полет.
– Кто бы мог меня заменить? – вопрошает он риторически. – Ха-ха-ха. Ну, не знаю, не знаю. Может, Зади Смит? Ха-ха-ха.
Не уверен, что шутка стопроцентно соответствует стандартам политкорректности.
– А вот Ален де Боттон. Эпигон ваш, можно сказать, эпигонович: франкофил, что ни абзац – то расшаркивания перед «Мадам Бовари», психология любви. В наследники вам набивается?
– А чего – вполне себе писатель. Нон-фикшн его, правда, мне больше, чем романы, нравится.
– Но главный в Англии эксперт по французской культуре – по-прежнему вы?
– Да, я, по-прежнему я. За все, что бы там ни произошло, приходится отдуваться мне. – Он жмурится от удовольствия. – Всех собак на меня вешают.
Барнс – признанный эксперт по французским собакам, но не так уж редко в его текстах возникают и русские волки.
«Мой