Служу по России. Савва Ямщиков
Всем им уже за семьдесят, но они по-прежнему продолжают совершать свой скромный на первый взгляд подвиг. И когда я в тот приезд в очередной раз шёл по роскошным залам дворца, у меня перед глазами стояли лица этих людей. Главное в них – любовь к своему делу, и она делает лица удивительно выразительными и сильными. Я тогда никого из них не смог повидать и послушать неторопливый и обстоятельный разговор о делах обыденных и насущных. Зато мне удалось познакомиться с завершающим этапом восстановления Янтарной комнаты. И это ещё один подвиг русских реставраторов. Не могу сейчас перечислить всех героев, тех, кто работал, внося вклад в уникальное возрождение шедевра. Руководитель работ – Борис Павлович Игдалов, директор Царскосельской янтарной мастерской. Его помощник Александр Крылов показал мне отдельные элементы восстанавливаемой комнаты, рассказав о тонкостях и методах её восстановления. Меня поразили его слова: «Янтарную комнату не надо искать. Она умерла. Янтарь – материал очень хрупкий и недолговечный. Пока комната находилась во дворце, за ней постоянно следили, заменяли устаревшие фрагменты янтаря на новые. А если она хранится в подземелье, то от нее ничего не останется. Наш же янтарь мы покрываем специальной плёнкой, он не будет разрушаться». Кстати, в дни празднования 300-летия Петербурга посетители Царского Села смогли увидеть возрождённое чудо и воздать славу его творцам.
Работа по восстановлению убранства царскосельских интерьеров – главное, чем жил в это время музей. Главный хранитель – Лариса Бардовская, жена моего друга, реставратора Юрия Боброва – проректора Санкт-Петербургской Академии художеств. Приезжая в Царское, я не устаю наслаждаться тем, как работают она и её коллеги. Вот и сейчас Лариса с нескрываемой радостью провела меня по устроенной ею экспозиции «Николай и Александра», разместившейся в Александровском дворце. Перед глазами, словно наяву, образы венценосной семьи, их трагическое время, заботы, тревоги, поиски путей к Богу. Меня поразила скромность обстановки, лишённой какой-нибудь пышности, показной мишуры. О каком царском золоте говорят нынешние «пытливые» историки и доморощенные политики? Последний император всё до последнего рубля отдал на содержание армии. Я задавал на выставке этот вопрос себе: почему же не приняли опальную императорскую семью их родственники в Англии? Ответ один – не нужны им были люди, следующие канонам и принципам русского православия, впоследствии причисленные к лику святых. Экспозиция в Александровском дворце по сию пору стоит у меня перед глазами как свидетельство чистоты и непорочности людей, творящих отечественную историю.
Возвращаясь из Царского Села в Петербург, я снова вспоминал о Купрееве. Не убери тогда с дороги подразгулявшаяся «демшиза» его и ему подобных, таких, как Н. И. Рыжков, – история России пошла бы по иному пути. А теперь Петербург стал «бандитским», и не по воле тамбовских, воронежских и других «братков», а по мановению рук болтливого Собчака с супругой и его духовных наставников,