Наркомэр. Николай Старинщиков
вдруг подскочил, и дверь отворилась.
В этот же миг лоб «мастера» вдруг облепили странные насекомые, превратив его в решето. Выстрел оглушил Кожемякина, свалил на пол. За первым выстрелом с интервалом в доли секунды следовали другие. Картечь рвала податливые тела. Люди в ботинках и черной одежде корчились на полу. Черные береты слетали с голов. Неподвижен был лишь «мастер». Он лежал и с любопытством смотрел на лампочку. Взгляд у него стекленел, и на лице успело застыть подобие улыбки, словно он знал теперь самую главную тайну.
Полковник Кожемякин не шевелился. Раненые дергались в конвульсиях. Пара выстрелов прекратила судороги.
«Полковнику никто не пишет, полковника никто не ждет», – страшно звучало в доме. Телевизор продолжал работать.
Сзади кто-то подошел и принялся торопливо развязывать руки. Веревка оказалась затянутой на «мертвый» узел. Скорее всего ее не собирались развязывать. Наконец это было сделано, и человек помог Кожемякину стать на ноги.
– Здравствуй, друг…
Перед полковником стоял Бутылочкин. То есть, конечно, на самом деле у того была другая фамилия, Елизаров, но какая уж тут разница.
– Бутылочкин… Колька…
Они обнялись. И через тридцать, и через сорок лет полковник узнал бы его, этого Бутылочкина, то есть, конечно, Елизарова. Вот как свидеться пришлось.
Полковник мял затекшие руки. И дул на них, пытаясь привести в чувство. И трогал обмотанную голову.
Бутылочкин, не выпуская из рук помпового ружья, подошел к телевизору, выдернул из розетки вилку и, резко обернувшись, еще раз выстрелил. Оживший покойник выронил из рук тяжелый «ТТ». Картечь порвала ему череп.
– Не бойся. Никто не придет. В деревне лишь ты да я, – тихо произнес Бутылочкин, и на его лице мелькнула улыбка. Невысокого роста, все такой же худой и курносый. И все тот же широкий рыбий рот. «Как у налима», – вспомнил полковник.
– Я только сегодня прочитал твою записку. Приехал под вечер, порыбачить. Поднялся в деревню, а там записка: с лета живешь уже здесь…
Полковник ухмыльнулся: порыбачить, это с помповым-то ружьем.
– Подхожу, а у тебя гости – в щелочку-то всех и видно. Ну, я смикитил: пытают. Еле узнал снаружи. – Он смотрел на убитых. – Чо делать-то будем с этими?
– Убрать бы… Кончилось теперь фермерство. Но при таком раскладе едва ли уместно сообщать в полицию. Как ты думаешь? Поверят нам, что мы оборонялись?
– Это уж точно…
Убитых оказалось трое. Они действовали бесцеремонно, потому что были уверены в собственной безопасности – в деревне пусто. Они даже не выставили пост наружного наблюдения. Зато в проулке стоял, похожий на гигантскую жабу, темный внедорожник-иномарка. В нем никого не оказалось. Капот был еще теплым. Гости пожаловали недавно.
«Выходит, это из их автомобиля я слышал музыку, когда поил коня», – подумал Кожемякин.
– Федор Палыч, говорят, здесь тоже бывает, – вспомнил Бутылочкин. – Не забыл такого? Недавно встретились в Моряковке. Женюсь, говорит,