Прокурорская крыша. Николай Старинщиков
крюк вокруг квартала, они вернулись к дому, остановились у подъезда. Под ложечкой у Лушникова сосало. Проголодался. Голова не шумела, хотелось жить и даже творить на благо общества.
– Я почему вчера не пришла-то, – вспомнила Тамара. – У меня же дочь со внуком приехала. Вот такие дела… – Она опустила голову. – Даже не знаю, как теперь помещаться будем в комнате… Она ведь решила, что здесь будет жить. Неудача у нее вышла в жизни.
Сергеич оживился при этих словах: – А ты совсем перебирайся ко мне! Жить будешь у меня, а они там пусть кувыркаются…
Тамара кивнула, продолжая смотреть под ноги. Задала дочка задачу: решай, мама, а она будет рядышком сидеть и посматривать, когда за нее решают.
– Пора мне… Жрать небось хотят…
– Нет, ты погоди! – встрепенулся Сергеич. – А вещи-то?… Я помогу. С дочерью за одно познакомлюсь…
– Потом как-нибудь. А вещи не надо пока трогать. До вечера.
Она шагнула от подъезда. Ее ждали дела.
– Конверты не забудь.
Тамара остановилась. Удивленно посмотрела Сергеичу в лицо.
– Позабыла совсем… Обязательно принесу… И на почту отнесу, а ты пиши пока.
Она развернулась и, не оглядываясь, пошагала к себе домой, на соседнюю улицу, оставив Сергеича одного размышлять о смысле жизни и мужском одиночестве. Там у нее теперь своя родная кровинка.
Вот и скажите в таком случае, думал Сергеич, может такая жизнь человеку понравиться или нет?! Только что было их двое – и вдруг вновь одиночество нахлынуло. Может такая ситуация удовлетворять человека? То-то и оно! Потому и стремился Сергеич вырваться из нее. Сын вот только не хочет понять. Уехал к себе на остров и молчит. Гордый…
Лушников вошел в подъезд. Дом у него был старинной застройки, располагался в центре города. Метровой толщины стены, высокие потолки. И не шумно, потому что в стороне от транспортного потока. Эту квартиру боевому летчику выделил областной военкомат, когда командир эскадрильи ушел со службы и вернулся в родной город.
Когда это было? Вьетнам. Семидесятые. Потом был север, а еще позже – юг. Везде удалось побывать Сергеичу – письмо сыну вот только не успел дописать.
Он отворил квартиру. Скинул куртку, ботинки и прошел на кухню. Прогулка пошла на пользу. Можно и стопку выпить. Почему нет, если делать нечего и пенсия позволяет?
Но пить он не стал, решив вначале взяться за письмо. Присел к письменному столу, взялся за ручку, задумался. И тут снова стала кружиться голова. Но это же просто поразительно – только что все было прекрасно, и вдруг крыша поехала. Значит, действительно дела плохи. Нельзя ни есть, ни пить. Ничего нельзя. И мыслить здраво тоже нельзя.
Неужели против этого нет никаких лекарств? Съел, например, таблетку долларов за сто, но чтобы сразу полегчало. Тамара говорит, что такое лекарство давно разработано. Надо лишь слегка поднапрячься финансово. Иначе так и будешь страдать от ослабления всего организма.
Добравшись до дивана, Сергеич лег, остатками сознания понимая, что ночью опять не будет сна. Бессонница и хождение по квартире опять